Влекомые Роком. Невероятная победа

— Но я не решаюсь это сделать, — признался Президент, — чтобы не повредить японским послам здесь, в Вашингтоне, если я через их голову обращусь непосредственно к Императору.

— Это как раз то, о чем я хотел поговорить, — оживился Джонс. — Эта идея «личного послания» принадлежит японским послам Номура и Курусу, которые сами попросили меня предложить вам отправить такое послание. Но они также просили не сообщать об этом. Если узнают, что это они предложили отправить послание Императору через голову японского правительства, их собственные головы могут скатиться с плеч.

— Хорошо, — согласился Рузвельт, — это рассеивает мои сомнения. Я сделаю это.

Джонс предупредил, что подобное послание должно быть отправлено не через министерство иностранных дел в Японии, а непосредственно Императору. В противном случае оно никогда до Императора не дойдет.

— Я не знаю всей механики дел, но именно так меня предупредили послы.

— Я обдумаю способ, — заметил Рузвельт. — Но сами понимаете, что я не могу явиться на телеграф и сказать, что хочу отправить послание Президента Соединенных Штатов Императору Японии. Я, пожалуй, пошлю его Грю, а он уже вручит послание Его Величеству. Если через двадцать четыре часа после этого не будет никакой реакции, я передам текст послания в газеты и заставлю японцев как-то на него ответить.

Уходя, Джонс попросил Рузвельта никак не упоминать имя Терасаки, которому принадлежала идея «личного послания». Рузвельт пообещал. Личное послание Президента Императору, вероятно, было бы отправлено в тот же день, если бы не Хэлл. Госсекретарь напомнил Рузвельту, что японский Император не более, чем марионетка, находящаяся под каблуком кабинета Тодзио, и послание, отправленное Императору через голову Тодзио, не только вызовет его негодование, но будет рассматриваться как признак слабости.

Подозрения Хэлла основывались на очередном радиоперехвате послания из Токио, направленного в японское посольство на Массачусетс Авеню. В нем. приказывалось уничтожить все шифры кроме трех, а также — одну из двух шифровальных машин. Офицер американской разведки, отправленный в посольство, обнаружил, что японские дипломаты жгут на заднем дворе кипы бумаг. По мнению шефа Военной разведки Шермана Майлса и начальника его Дальневосточного отдела полковника Руфуса Брэттона, подобное происходит только накануне разрыва дипломатических отношений в связи с неизбежностью войны.

* * *

На другом конце Земли генерал Томоюки Ямасита, собрав у себя в штабе командиров дивизий, и отдельных полков, зачитал им приказ о начале военных действий. Приказ патетически объявлял, что «на карту поставлена судьба Японии». Почти у всех на глазах были слезы.

На рассвете 8 декабря необходимо было произвести три высадки с моря на восточное побережье Малайского полуострова. Два из них — на территории Таиланда, у городов Паттани и Сингора: а одна в Малайе, в районе Кота-Бару. Охваченный энтузиазмом полковник Тсудзи предложил использовать территорию Таиланда в качестве современной версии Троянского коня. Тысяча японских солдат, переодетых в таиландскую форму, должны высадиться на берег вблизи Сингоры и захватить в качестве прикрытия девушек из местных кафе и танцевальных залов. Затем они должны вместе с девушками погрузиться в двадцать или тридцать автобусов и, размахивая таиландскими и английскими флагами, крича: «Долой японцев, Ура англичанам!», двинуться к малайской границе. Тсудзи был уверен, что в наступившей неразберихе им без помех удастся пересечь границу.

На рассвете 4 декабря конвой из двадцати шести транспортных судов вышел с острова Хайнан у самой южной оконечности Китая и взял курс к Малайскому полуострову. Полковник Тсудзи, стоя на мостике войскового транспорта «Рюдзе-мару», наблюдал, как багрово-красное солнце встает на востоке, а бледная, похожая на поднос, луна исчезает на западе. Перед мысленным взором полковник встали образы его родных: матери, жены и детей. Стояла тишина, нарушаемая лишь стуком судовой машины. Все было мирно и спокойно.

* * *