Вляп

Меня начинает раскручивать. Узор на барьере несётся внизу всё быстрее. Кажется, барабанщик ускоряет дробь. А у меня в зубах начинает вибрировать эта самая леска. «Звенеть». Вместе с зубами. «Звон» охватывает голову, височные кости… Я напрягаю челюсти, шею… Аж сводит… И понимаю — не удержаться. И срываюсь. В какую-то черноту… В чёрный бархат…

Сюжет, картинка, антураж… — от раза к разу не меняются. А вот собственные эмоции… По мере повторения, взросления, матерения…

Первый раз был просто панический ужас. Ощущение приближающегося страшного и неотвратимого… Ужас неизбежного падения…

Потом выработался кое-какой «вынужденный стоицизм».

Типа: «двум смертям не бывать, а одной — не миновать». И вообще: «не можешь избежать — расслабься и получай удовольствие».

Страх ослаб, и появилось любопытство. Осознанно, насильно, проводил переключение фокуса внимания. С паники на интерес: а что это за помещение — просто шапито или что-то фундаментальное? А «бархат» в конце кошмара — бездна, смерть или разновидность батута? Я как-то (сон-то не только осознаваемый, но и частично управляемый!) попробовал на этом «батуте» попрыгать. Прыгается! Правда, после двух-трёх подскоков всё равно провалился в темноту.

Даже какие-то варианты собственных действий придумывались (это в кошмарном-то сне!). Вроде: а не отцепиться ли вначале, пока не сильно раскрутили? Или ближе к концу номера? Может, шлёпнусь какой-нибудь толстой бабе в зале на колени — и ничего, только поломаюсь.

Не проверил. Как-то довлело мне моё собственное «кря» — «делай что должно, и пусть будет что будет». А мне почему-то казалось «должным» держаться. Зубами. До конца.

На этот раз, впервые за сорок лет «показа» и десяток «просмотров», в моем сне появился персонифицированный персонаж.

На самом верху прохода-спуска в амфитеатре зрительного зала (а помещение-то капитальной постройки, типа цирка на Цветном бульваре) появился давешний мужик в чёрном. Картинка красочная: прожектор поймал его в косой столб яркого, как-то даже болезненно ярко-белого света. А кресты-то на шапке и на груди — серебряные. Блестят. Нагрудный ещё и алым отдаёт.

А зовут его… Не чудика этого… Ага, вспомнил — «крест наперсный». Без «т» в середине. Поскольку носят его «на персях», а не «на перстах».

Меня пронесло над ареной по кругу. Держась на зубах — головой не покрутишь. Разве что — глаза скосить. Снова вынесло к этому чёрному. Тот уже достал бумажку и собрался читать.

Меня сразу начал разбирать смех. Цепочка ассоциаций простая: цирк — Юрий Никулин — анекдоты. Типичный пример «ассоциативного кретинизма».

А чёрный мужик стал читать текст. Чтец-декламатор обкрестованный. Похоже, повторяет недавнее. Только там, на речке, я был уверен, что передо мной — киношники. И всё пропускал мимо ушей. А они — нет. В смысле — не киношники. И голова отрубленная…

Меня снова передёрнуло.

Ещё оборот вокруг арены. Мужик молотит своё. Единственный за последнее время человек без «фефекта фикции». Слова хоть можно разделить. Фонемы, факеншит. Минимальные единицы звукового строя языка. Япона их мать… В моем русском языке их не то 43. Если по-питерски. Не то 39 — если по-московски. Но явно больше, чем буковок в нашем алфавите.

А тут… Музыку речи слышу, интонацию улавливаю, но смысла не понимаю. Хотя нет — поймалась, сложилась фраза: «по велению Великага Князя Кивскага Ростислава сына Мстиславльего внука…».

Меня снова отнесло. Какого «Славы»? В Киеве такого, вроде нет. Или там опять намайданничали?

Меня снова крутануло над ареной. Поймал ещё кусок: «и ноне, в лето шесть тысяч шесть сот шестьдесят шестое»…

Шутники, сатирики-юмористы. Лето у них тут.

* * *

«— Девушка, а почему вы в купальнике?

— Загораю.

— Так снег кругом!

— А это у нас такое хреновое лето».

* * *

И оцифровка… Шаг влево, шаг вправо — все равно зверь апокалиптический. Имя которому — 666.

ЧТО?!!

«Ворона каркнула во все воронье горло. Сыр выпал…»

А я — полетел. В «чёрный бархат»…

А утром у меня начали выпадать зубы. Начиная с правых клыков.

Глава 3

Пробуждение было… благостным. Моя горбунья шебуршилась за печкой (Моя? Ну-ну…). Оттуда доносилось курячье квохтанье, чьё-то меканье, ласковое «чипа, чипа, чипа…». Микросхемы сортирует? Или курей кормит? Чипами? Или эта «чипа» — что-то съедобное? Чипсы? По смыслу и по интонации что-то вроде: «цыпа, цыпа»… Тянуло свежим дымком, таким же помётом и довольно приятным, по запаху, варевом. А также застарелой сыростью, скотским дерьмом и такой же кислятиной.

Патриархальная идиллия… В которой отрубленная человеческая голова летает как новогодний пиротехнический снаряд…

Из-за занавески появилась горбунья. С агрегатом в руках. Агрегат более всего напоминал здоровенную глиняную ложку. На ножках. С сильно фигурной ручкой. Поверх этой ручки располагалась длинная горящая щепка. Горящим концом над супонесущей частью, в которой была вода. Горбунья несла это сооружение осторожно, двумя руками, пристроила на столе рядом с моей головой и радостно мне улыбнулась. Или — оскалилась.

Мимика при сломанном и свёрнутом на сторону носе… воспринимается несколько неоднозначно.