Вляп

Моя спасительница подскочила ко мне с чашкой горячего пития, прижала к губам… Я с благодарностью сделал несколько глотков. С чувством глубокой благодарности. С глубокой, неизбывной, невыразимой, несказанной… Сразу полегчало… Куда-то ушла боль, вернулось тепло по всему телу… Очень милая женщина… Глазки такие… милые… А как она за мной ухаживает! Этот её чудодейственный отвар… Какой-то знакомый сладковатый запах… Где же я его слышал? Надо бы вспомнить… Но — спать хочется. Посплю и вспомню. И скажу ей огромное спасибо. И обниму и поцелую… Даже не накрывая платочком… Прямо в носик… Только посплю…

Проснулся я резко, от озноба. От тошноты, от сжимающей боли в ногах и висках. Но главное — от воспоминания. Вспомнил — откуда мне знаком этом сладковатый запах.

Амстердам. Серое небо, серые угрюмые дома с аляповатыми идиотскими вывесками, серая стылая вода. И это запашок. Из как-бы кофейни. От остальных заведений пахло марихуаной, а здесь…

— Зайдём. По кофе и по пирожному.

— С добавкой?

— А здесь без этого не бывает. Такой «фигурный болт» для туристов.

— А как насчёт привыкания?

— Нужно две-три дозы. Как минимум. А по первому разу может и вообще не взять.

Потом было такое же «хи-хи». По любому поводу. И — без. От таких смешных каналов, от этих весёленьких домиков. А главное — от множества милых, добрых, смешных и придурковатых туристов.

И тут мне снова стало страшно.

У меня отобрали жену, друзей, любимую работу. Всё. Весь мой мир. Даже тело. Моё. Родное, знакомое, пусть с недостатками, но моё… Сунули в это… Недоразумение… Недо-мужика. Которое болит, с которого слезает кожа, у которого выпадают зубы. Которое лежит и истекает какой-то… гной? Сукровица? Слизь какая-то…

Я же умер! Что ещё надо?! А теперь, моё последнее — мои мозги, моя память, моя личность. Душу мою отобрать хотите?! Превратить меня в блаженного слюнявого идиота?! С-с-сука! Подростку опиаты скармливать… На иглу меня посадить?!

Что, Господи, мало тебе Иова многострадального? С принцем Гаутамой решил в кости перекинуться? На душу мою? Дескать, а не расползётся ли оная душа, как тряпка в кислоте, до полной нирваны и растворения в Будде?

А вот троекратный факеншит вам всем! «Врёшь, не возьмёшь!».

Буддизм… Самая страшная мировая религия. Конечная цель — полный распад человека. Личность рассасывается в Будде как коллоидный рубец в молодом организме. Вот оно было, чего-то хотело, к чему-то стремилось, думало, чувствовало и… растворилось в розовато-голубоватом киселе предвечной энтропии.

Кисель — нирвана называется. И это не наказание. Не «исключительная мера», а «высшая цель», алкаемая и возжелаемая.

«Будешь хорошо себя вести — пустим нырнуть в бассейн с соляной кислотой».

Меня трясло от озноба, от злости, от собственного бессилия. От предчувствия окончательной смерти. Не клинической, не какой-то промежуточной. От… необратимого и окончательного конца.

Я помню парня, который говорил мне: «Когда я был нормальным…». Так вот:

Я НЕ СТАНУ ИДИОТОМ!

Лучше — сдохнуть. Заморить себя голодом. Задавиться какой-нибудь тряпкой. Но что бы какая-то с-с-с-волочь… играла моей допаминово-эндорфиновой системой…

«А вот сделаем нашему Ванечке укольчик. Ванечке хорошо? Правда, Ванечка? Ванечка улыбается, Ванечка радуется. Сейчас мальчик Ванечка влезет на стульчик и почитает стишки. А будет мальчик Ванечка плохо себя вести — укольчик не сделают. И будет Ванечка выть и лезть на стенку. Потому как абстинентный синдром. Ломка называется».

Я был весь в поту. Ломало и ломило. Выкручивало колени и ступни. Во рту все время собиралась слюна — я не успевал ее сглатывать. Нос забит, дышать нечем. Ярость отступала. Вместе с адреналином. Подступала тоска. О моей потере. Потерях. В памяти всплывали… Наверное, это называется «милые сердцу лица». Были и лица…

Потом я просто лежал, глядя в темноту. Тупо. Заснуть — не могу. Проснуться — тоже.

Пошёл скулёж. Типа:

— Она же не виновата. Она же не знала. Она же хотела как лучше. Ты же весь болючий такой. Ну, она тебе и дала обезболивающего. А что делать? Водки тут нет. Кувалдой тебя по голове? И вообще, чего ты завёлся? Северяне, в свою Гражданскую, 400 тысяч своих солдат на морфин подсадили. Прусская армия после франко-прусской войны вообще вся целиком обнаркоманилась. У героина среднесмертельная доза — 22 миллиграмма на килограмм живого веса, у морфина — 0.1 грамма для взрослого. Так ведь нет здесь ни героина, ни морфина. Вообще, чистых продуктов нет. Времена не те, технологии… И не внутривенно, а так… перорально. А при этом эффективность раз в пять ниже. И вообще, не могут меня здесь на иглу посадить. Поскольку иголок инъекционных ещё не изобрели… А опий, опиум, морфин, маковая соломка… Так на востоке их издавна… без особых проблем… Живут же…

Видел я, как они там живут… А русский алкашок сильно лучше? Но тебе же лично — не обязательно… В саклю…