Вляп

При таком обилии парикмахеров есть выбор. Фатима притащила штуки три париков и зеркало. Естественно, напримерялись все. То на глаза сдвинут, то на затылок. А если задом наперёд… Хохоту было…

Как-то за этими играми да шутками пропустили как входная дверь хлопнула. Вдруг голос:

— Ну, бабоньки, как живёте-поживаете?

Я… обомлел. На пороге… мой. Единственный, долгожданный, любимый… Прямо с коня, в полушубке, с саблей на боку. А ему идёт. Такой лихой вид… Он что, в поход собрался? Неужели на войну?! О господи… Там же поранить могут, даже убить. Не пущу! В ноги брошусь… или сам с ним. Как же я один, без него…?!

— Я на минутку заехал. Проведать как тут моя «целочка серебряная» поживает. Ты как, готов уже? А малёк? Поиграемся, побалуемся?

А я… ни сказать, ни вздохнуть. Аж горло перехватило. Он про меня помнит, думает, заботится…

Юлька одеяло с меня сдёрнула, рубаху задрала мне на голову, рассказывает о ходе лечения. Тычет пальцем… во все анатомические подробности. Хотеней на кровать присел, слушает, про подробности спрашивает: хорошо ли заживает, нет ли нагноения, швы накладывать не надо ли… А я к его руке придвинулся и губами к пальцам его… Осторожненько так, мягонько, перебираю… Он сперва не понял, потом глянул, усмехнулся:

— Что малёк, понравилось? Ждёшь не дождёшься? Жжёт-разбирает? Потерпи немного, натешимся. В это воскресенье не смогу — дела. А вот к следующему — будь готов.

Тут от дверей знакомый голос. В бане слышал. Когда я… Когда меня…

Противный голос. Корней. Любимый господинов наложник.

Бывший любимый. Теперь у господина есть я.

— Господине, как-то ему всё нипочём. Ты вспомни остальных. Те-то первый-то раз не улыбались. Да и после от тебя шарахались. Криком кричали. Слезьми в разлёт… А этот… Словно не впервой. И зарастает быстро. Будто по протоптанному. А не надурила ли тебя бабка Степанида? Не подсунула ли сапог ношенный?

Юлька чуть не в крик:

— Ты что брешешь, орясина безмозглая?! Да ты сам-то глянь, бельма-то разуй! Да ведь видно же — первачок непробованный, жемчужина несверлённая! Это у тебя вон — дорога торная, ворота настежь, хоть табун загоняй…

Хотеней сперва напрягся, на меня внимательно посмотрел. А мне все эти свары… Вот он, вот я. И что там кто говорит… Пусть себе лаются… Лежу и тихонько второй сустав Хотенеева безымянного пальца губами прихватываю. Голову поворачиваю. Как бы мне до следующего пальчика добраться. Что б ни один обиженным не остался. Нецелованным.

Господин всё понял. Он же у меня такой… — лучше всех! Умный, добрый. И — чуткий. Душу мою насквозь видит и понимает. Настоящий повелитель. Могучий и милостивый. Улыбнулся, провёл рукой по голой моей спине… О-о-ох… Я аж застонал. От ощущения. От удовольствия. Мурашки по всему телу.

Только он ладонь свою убрал быстро. Шапку на голову. Дверью хлоп. По крыльцу — топ-топ.

Ушли. Пусто… Вот он тут сидел. На меня смотрел, здесь его рука лежала… Нету…

Бабы чего-то снова молотить начали. Кстати, интересно: о ядах.

Ой как плохо быть бестолковым! Ну почему я этих названий не знаю! Пока Юлька о грибах говорила — туда-сюда. Кстати, псилобициновых грибов здесь не используют. «Колпак свободы» — не знают. А вот про мухоморы, которыми варяги своих «берксерков» делали, про поганку бледную, ложный белый…

Юлька, конечно, ас. Мастер. Одно слово — эксперт.

Хотя… и я со своим «асфальтовым» происхождением кое-что про «зонтики» рассказать могу.

Как-то мы целый месяц их на завтраки ели. С виду — поганка поганкой. Вырастают здоровенные, сантиметров до 40, как мухоморы — рядами вдоль тропинок. Люди ходят — сбивают ногами. А мы — в корзинку. Только и надо ножку с серединкой шляпки вырезать. А остальное — хоть жарь, хоть парь. Белое мясо — один в один. А вот ножка… это как раз в обсуждаемую тему.

Особенно интересно, что у моих дам разные школы. И цели разные. Юлька либо лечит, либо травит. А Фатима больше насчёт диагностирования и способов применения.

Тут я чуть не прокололся — так похвастать захотелось. А хвастовство в исполнении немого и лежачего… Ветер в доме поднимается.

* * *

У служанок моих явные пробелы в классическом образовании. У меня и самого-то — дырка на дырке, просто сеть рыбацкая, но Плутарха почитывал. Там есть история об очередной разборке в древнеперсидском царском доме.

Суть такая: дама, царица между прочим, разрезает за столом между двумя мужчинами птицу. У них перед глазами. Потом об одну половину этого гуся-лебедя вытирает нож и подаёт половинки сотрапезникам. Один тут же умирает. А второй не в курсе и очень сильно и натурально удивляется.

«Как же так? Мы ж с ним одно ели-пили?».

Как-как… Просто нож был с одной стороны кое-чем смазан.

Есть занятная итальянская средневековая история.