Вляпались. Весёлые истории строителей коммунизма

– Говоришь, Никитой тебя звать? Сколько троек в дипломе? – Лида общительна и спокойно ведёт разговор со всеми, словно знакома с каждым сотню лет.

– Ни одной. Только шесть четвёрок, остальные – пятёрки.

– С ума сойти! А как ты марксистско-ленинскую философию выучил? Научный коммунизм, атеизм? Ну историю партии – ещё ладно, это полегше.

– Зубрил, читал, глотал, читал…

– Дурдом какой-то эти предметы! Во всех вузах и даже техникумах ими башку забивают. И ведь что выходит? В жизни-то эти знания никому не нужны. Лучше б логику ввели в программы, а то половина предметов – оторванная от жизни философия Маркса и иже с ним.

– Разве можно так о ленинской философии комсомолке рассуждать? – встрял в их беседу Виктор Александрович. – Это ж идеология партии, как можно жить без неё? Как коммунизм можно строить без этой политической основы?

– А чего? Я только размышляю. В жизни-то всё не так, как в этих учебниках.

– Вот и ввели изучать, чтоб было по учебникам. Никита ж выучил, всего Маркса прочёл. У него, кстати, – кивает он в сторону виновника застолья, – установка была: вуз заочно закончить, а потом жениться. Первое правило выполнил.

– Теперь осталось невесту с приданым найти, – перебивает Егор Максимович. – У вас в селе таковые есть?

– Да ладно, Максимыч, чего вы там, – вскинулся Никита. – Нет ничего лучше жизни холостяка!

Лидия пристальнее вгляделась в Никиту с вакантным выражением лица:

– А вы все из города? С какой конторы? – она уже малость опьянела, в глазах её множатся искорки костров.

Николай хотел ответить, но Виктор Александрович его опередил:

– С часового завода мы все. С конструкторского цеха. Пендели-фендели, анкера разные делаем…

– А, ясно, что не рабочий класс. Верю, что не обманываете. Я знаю, что такое пендель-фендель. Врут ведь только жулики да лакеи…

Наверное, все мужчины покраснели, но отблески костров на их лицах не выдали изменений цвета.

– А у вас, Лидонька, женихов много? – прожёвывая кусок шашлыка, вернулся к прежней теме Егор Максимович.

– Да все мои! Только одни – больно шафранчик любят, ну это винишко местное у нас так называют; другие – ростом не вышли, окурки какие-то; а третьи – жениться успели, пока я подрастала. А у меня тоже установка есть: пока институт не закончу – замуж ни за кого не пойду.

– И за меня? – захмелевши, спрашивает Никита. – Ты ж мне метку вот поставила, – поворачивает забинтованную ладошку.

– Слушай, ты сходи к костерку-то, глянь, чтоб одёжка моя там не сгорела, – она нежно погладила изящной ладонью его плечо, заглядывая в глаза. – Сходишь?

Никита ушёл. Вернувшись, спросил:

– Может, спирт тебе тяжеловат? У нас коньячок есть… Налить? Пять звёздочек. Армянский, – он снова садится рядом с бойкой Лидией.

– О! Так надо было с этого и начинать!

В застывшей тишине ночи совсем молодым выползал лимонный месяц, как украшение. В нарождающемся сизом тумане темнело море вершин леса с редеющими шапками желтеющей листвы. Вдоль реки в серебрившемся сумраке едва вырисовывалось русло Суры и длинные её луга. Блестящие звёзды в темноте неба смотрятся в дивные воды тихой реки. Всё заснуло в блаженстве. Только наша компания вела беседы у костра.

Все уже были нетрезвы, но беседа с русалкой бодрила и не звала в сон. Мужчинам было как-то спокойно, безмятежно и весело с этой высокой девушкой. Беседа ни к чему не обязывала, не обещала. Вся дневная суета забыта, теперь они расслабились душой и телом, наслаждаясь заслуженным отдыхом в стороне от городской суеты, в тиши осенних лугов родного края.

– Ты чего в воду-то полезла? – Егор Максимович опять задал ей тот же вопрос.

– Мешки там у селян с рожью. Для солода зерно разбухает, – пояснил Никита

– Да, – утверждает Лидия. – На селе по осени все так делают.

– Не воруют разве? – Виктор Александрович лениво сглатывает с шампура кусок баранины.

– Да вы что? Как можно? У нас все квас варят: бражный, имбирный, хлебный, кислощейный даже.

– У! – изумились мужчины. – Надо же!

– Говорят, и двери в дом не запирают на селе? – напоминает Никита.

– А чё их запирать?! Сколь помню – палочку в дверную ручку вставят и всё – значит, в доме никого нет.

– Не ворует никто? – опять Виктор Александрович интересуется.

– Да пошто это мы должны друг у дружки чего-то красть? У всех же всё есть! Коммунизм же строим.

– И на селе?

– Да мы уж почти в коммунизме живём! – сильно захмелев, убеждает всех Лида. – У каждого в доме телевизор, холодильник, мотоцикл, у кого-то и автомобиль: «жигули» или «москвичи». Ковры, стиральные машины. Работы всем – токо успевай. По сто пятьдесят, по двести рублей зарплата. Чего ещё надо? У меня почти 20 комсомольцев заочно учатся в техникумах, институтах. Разве не коммунизм у нас?

* * *

Тёплое солнце сентября успело нагреть и палатки, и воду, согнало сизый туман с лугов, а пьяненькие мужички всё дрыхли. Но вот один за другим стали выползать, охая и постанывая, как старички. Один за другим к реке шли, умывались, крякали.

– Никит, где ты там вчера коньячишко студил? Притащи-ка, – просит Виктор Александрович. – Хотя коньяк-то вот надо бы тёплым пить… Да, а где твоя русалка-то?

– Какая русалка?