Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812

Вместе с принятием описанных главных мер Наполеон вел обширную переписку с разными лицами, которая изобилует приказаниями, жалобами, увещаниями, упреками, требованиями, показывающими, как прикованы были его мысли к одной цели. Сдав командование португальской армией, предназначенной действовать против британцев, самому искусному своему маршалу – Массене, он сосредоточил всю энергию на блокаде. В то же самое время он изыскал действительнейшие меры к покровительству промышленности Франции на Европейском рынке. Ни один человек не придерживался более Наполеона того начала теории протекционизма, что правительство может управлять делами своего народа лучше, чем он сам. Итальянское королевство не должно было употреблять ни швейцарского, ни германского хлопка: этот материал должен был ввозиться туда только из Франции. Итальянский шелк в необработанном виде не должен был поступать никуда, кроме Франции, и там только в Лион. Вся экспортная торговля забрана была им в свои руки, благодаря системе лицензий, очевидно заимствованной из Великобритании и в то время сильно распространившейся. 26 июля был отдан приказ, чтобы ни один корабль не выпускался за границу из порта, лежащего в пределах владений императора, без лицензии, подписанной им самим. 15 сентября был издан другой декрет, позволяющий снабженным лицензиями судам отплывать из Гамбурга, Бремена и Любека во французские порты. Лицензия стоила двенадцать долларов на тонну и имела силу только для обратного путешествия, но зато получившее ее судно, по прибытии во Францию, освобождалось от всякого опроса относительно того, осматривали или нет его британские крейсеры, и могло даже выгружать свои товары в британский порт, – другими словами, на него уже не распространялись Берлинский и Миланский декреты. Оно не могло, однако, входить во Францию с британскими товарами. На возвратный путь оно должно было нагрузиться вином или другими продуктами французского происхождения, за исключением зерна и муки. Вместе с соперничавшими друг с другом системами лицензий возникли новые и интересные способы обхода закона. Будучи вынуждено брать французские товары, которые не были нужны Великобритании, так же как и те, которые были нужны там, судно из товаров первой категории брало только столь малоценные, что они почти без убытка могли быть выброшены за борт. В конце каждого рейса боты контрабандистов встречали снабженное лицензией судно, прежде входа его в порт, и принимали от него запрещенные товары. Суда обеих воюющих держав, под иностранным флагом и с поддельными документами, появлялись в портах друг у друга.[210] Британцы, естественно, желали дать большее распространение этой «нелегальной» торговле; но Наполеон не хотел допустить того, что, по его мнению, могло быть полезным его противнику, даже хотя бы это было в то же время благодетельно и для его собственного народа. Он думал, и верно, что затруднения в торговых сношениях наносили Великобритании больший ущерб, чем Франции; но он не понимал, однако, что вследствие своего огромного богатства и коммерческих способностей населения, великая морская держава могла выносить убытки дольше, чем Франция. Декрет 5 августа допустил ввоз во владения императора колониальных товаров, но исключил британские мануфактуры. 19 октября был издан другой эдикт, предписывавший, чтобы все такие мануфактурные товары, где бы они ни были найдены во владениях императора, или даже в тех странах, которые были заняты его войсками, сжигались публично. Это и исполнялось безжалостно. «Люди, жившие в эту эпоху во внутренних областях Франции, не могут составить никакого понятия о разорении, до которого довела эта дикая мера местности, издавна существовавшие торговлей. Какое зрелище представлял для обедневшего населения вид горящих предметов, распределение которых между нуждающимися облегчило бы столько страданий!.. Что за способ привлекать к себе покоренные народы раздражением их лишениями через уничтожение большого числа предметов первой необходимости?» «Собирание податей, – говорит Савари, министр полиции, – навело меня на весьма грустные размышления и заставило меня думать, что мы не на пути к спокойствию, и что если партия против нас еще не составилась открыто, то по крайней мере в душе все согласны в неприязненных к нам чувствам, и что достаточно одного какого-либо поражения для того, чтобы разорить нас… Чем больше мы портили отношения Европы с Англией, тем более население сближалось в единении против нас, и все те, кого болезненно задевали наши меры, клеймили нас ненавистными эпитетами». «Недовольство уже распространилось с одного конца Европы до другого; каждое правительство желало падения Наполеона, а народ жаждал, по крайней мере столь же страстно, положения вещей, менее стеснительного для промышленности и торговли. Несмотря на страх, внушавшийся именем Наполеона, открыто проклиналась эта ужасная Континентальная система, которая была источником всех бедствий; необходимо было или бороться или пасть под гнетом ее. Население Севера чувствовало настоятельную необходимость сломать то железное ярмо, которое делало таможню правительственным учреждением в Европе».