Император шел дальше. Решив, после долгого размышления, что повышение цен на колониальные товары на пятьдесят процентов против лондонских идет в карман контрабандистов, он решился дозволить ввоз этих товаров под условием уплаты пошлины в названном размере. Явно не желая показать, что приходится делать шаг назад, он распространил это позволение только на те продукты, которые вывозились не из британских колоний; но при этом подразумевалось и было официально сообщено таможенным властям, что осмотр товаров не должен быть очень строгим. В этой увертке, говорит Тьер, состояла вся комбинация.[209]
Допустив таким образом законное обращение колониальных продуктов в империи и подчиненных ему странах, император «почувствовал свободу» совершить одну из таких огромных конфискаций, какие так существенно пополняли его шкатулку, оплачивавшую военные расходы. Все склады колониальных товаров, какие только существовали в его владениях, должны были подвергнуться аресту одновременно, и если о них не было предварительно, заявлено, то – поступить в пользу правительства; если же о них было заявлено, то оплатиться пошлиной в размере половины их стоимости, деньгами или натурой. «Таким образом надеялись захватить везде одновременно и обратить в доход казны Наполеона или его союзников половинную стоимость товаров в случае объявления их, и полную – в случае попытки скрыть их. Можно вообразить себе, какой ужас должны были испытывать многочисленные пайщики британской торговли». Эта мера была установлена декретом 5 августа 1810 года и принята всеми континентальными государствами, за исключением России. Последняя отказалась идти далее своих обязательств по Тильзитскому трактату и воспользовалась случаем выразить свое беспокойство по поводу постепенного распространения французских войск по побережьям северных морей, и даже так близко к ее границам, как в Данциге. Этот отказ России ясно обнаружил невозможность добровольного принесения с ее стороны огромных жертв, каких требовала Континентальная система; но никакими менее энергичными мерами нельзя было уязвить Великобританию, и Наполеон не мог отступить. Декрет был распространен на страны, лежащие за границами империи, на все склады колониальных товаров, расположенные в пределах четырех дней пути от французских границ, в Швейцарии, Германии, Пруссии и ганзейских городах. Большие суммы денег были собраны, и правительство делалось пайщиком в складах, когда уплаты пошлин производились натурой. Давление французских войск распространялось повсюду, и французские флотилии крейсировали вдоль берегов Северного моря как в пределах империи, так и вне их, в устьях и по течению больших рек, для того чтобы блокировать их более совершенно.Декрет 5 августа проводился в жизнь вооруженной рукой. «Везде, где находятся мои войска, – писал Наполеон в Пруссию, – я не потерплю никакой английской контрабанды». На этом основании французские власти исполняли его повеления в прусском порту Штетине, который был оккупирован его войсками. «Все порты этого некогда могущественного королевства, – говорит одна современная статья о Пруссии, – наводнены французскими солдатами, которые забирают и сжигают каждый предмет, возбуждающий подозрение в том, что он прошел через британские руки. Пруссия, говорят, находится в печальном состоянии, почти дезорганизованном, и там нет места для промышленности». Подобный же образ действий был проявлен и в ганзейских городах без всякого иного оправдания. Вестфальскому королю приказано было отозвать свою армию из северной части королевства, чтобы французские солдаты могли пойти в нее с той же целью. В Швейцарии позволено было действовать местным властям, но под высшим надзором французского таможенного офицера. 18 августа император сделал распоряжение о военной оккупации территорий Любека, Лауенбурга, Гамбурга и всего западного берега Эльбы на протяжении пятидесяти миль от ее устья; оттуда линия, оккупации тянулась почти на такое же расстояние от моря к Бремену и затем к границам Голландии, захватив маленькие государства – Аренбергское и Ольденбургское. Эта военная оккупация была только предтечей присоединения названных стран к Франции несколько месяцев спустя, что привело к резкому проявлению неудовольствия со стороны царя. В оправдание этого шага – одного из ряда тех, которые повели к разладу Александра с Наполеоном и привели к Русской войне, – французский император ссылался на свою задачу поддержать континентальную блокаду, как единственное средство уничтожить Великобританию. «Генерал Моран (Morand), – как гласили указы, – получил повеление принять все необходимые меры для воспрепятствования контрабанде. С этой целью он расположит первую линию войск от Голштинии до Восточной Фризии, а вторую – в тылу первой».