Влюбись, если осмелишься!

Он выбрал плохой аргумент, чтобы убедить меня в своей правоте. Я собиралась ответить, но не смогла – Сатира было не остановить.

– И как ты тоже можешь быть Фарелли? – продолжал возмущаться он. – Совершенно не похожа на отца. С таким-то характером…

– По-твоему, я должна была принять ваши игры в бога?

– А вот сейчас я вижу, что ты его дочь. Литье праведных речей в уши – ваш семейный талант. Вот только ты не особо билась в истерике, когда я Солу колено прострелил! Убей я его на месте – ты бы не возразила!

– Он это заслужил! – выпалила я.

– Да неужели? Значит, ты вправе решать, кому жить, а кому нет, а мы, делая то же самое, подвигаем бога с пьедестала?

Пожалуй, Сатир был в чем-то прав, но мне не нравилась его логика, и я продолжала спорить. Он не воспринимал ни одного довода, вызвав своими безразличными ответами сначала злость, а потом слезы бессилия. Сатир никогда не изменится и не оставит кровавый бизнес. Осознав это, я перестала его убеждать. Последний аргумент я прошептала сквозь слезы:

– Я не смогу быть с тобой, зная, что ты занимаешься шоу…

– Выход там. – Сатир кивнул в сторону двери. – И ключ, судя по всему, у тебя есть.

Я вскочила, твердо намереваясь уйти не оборачиваясь, но на середине пути передумала и вернулась.

– Теперь я понимаю, почему ты выжил! – зло бросила я, склонившись над Сатиром. – У тебя просто нет сердца!

Для большего эффекта я ткнула его пальцем в грудь. Сатир застонал – я не рассчитала силы.

– Прости. – Я испуганно опустилась на колени возле него и с тревогой изучила повязку – не пошла ли кровь. – Ты… ты в порядке?

– Был когда-то. Пока не встретил на тайском рынке одну блондинистую неприятность.

– Ну знаешь ли, до этой встречи ей тоже жилось спокойнее!

Спор заходил на второй виток, и появление Джейсона было весьма кстати.

– Полагаю, твой отец не знает, что ты здесь? – поинтересовался он, увидев меня и доставая сотовый.

– Не утруждай себя, я ухожу! – Поднявшись с колен, я гордо прошествовала мимо, не забыв на прощание громко хлопнуть дверью.

Я вышла из квартиры в твердой уверенности, что мы с Сатиром больше никогда не увидимся. Мне не дано его изменить. Ни ради меня, ни ради душевного спокойствия он не оставит шоу. От этой мысли защемило в груди, но я знала, что поступаю правильно.

13

Внедорожник ехал по широкому полю, размешивая колесами непросохшую землю и оставляя за собой извивающийся след. Машину то и дело заносило, кидая из стороны в сторону. Сидевшего за рулем Джейсона это мало беспокоило – он даже не старался объезжать низкие участки. Пробуксовывая, внедорожник упрямо продвигался вперед. Селина, державшаяся за ручку над пассажирским сиденьем, за весь путь от Красноярска не проронила ни слова. Это неудивительно – она выросла в России и успела привыкнуть, что у них нет нормальных дорог. Я же практически завязывалась в узел на каждом ухабе. На горизонте виднелся лес, и я надеялась, что там мы наконец остановимся.

После долгих перелетов сначала до Москвы, а потом до Красноярска мое состояние нельзя было назвать усталостью – организм не пытался перестроиться под новый часовой пояс, а равнодушно следил за происходящим. Началось это безразличие еще в Штатах. В сопровождении Джейсона я в полнейшей апатии прошла на посадку на оба рейса и паспортный контроль, с унынием на лице загрузилась в такси и даже не улыбнулась, увидев радостную Селину, встретившую нас на пороге квартиры в Красноярске. Пробормотав что-то по-русски, она порывисто обняла Джейсона, не дав ему сделать и шага. Не дожидаясь приглашения, я молча обошла их и уселась на первый попавшийся диван.

Оказавшись в незнакомой стране, я не стремилась ее узнать. Не интересовали ни достопримечательности, ни культура, ни особенности национальной кухни, и лишь местный алкоголь я с удовольствием попробовала бы на вкус, но его не предлагали. Накатившая и неисчезающая тоска мучила меня с тех пор, как я вышла из нашей второй квартиры на Манхэттене. Решение было правильным, и я каждый день убеждала себя в этом, но не все поступки идут нам на пользу. И не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Свой путь в преисподнюю я проложила сама, отказавшись от Сатира, – упрямство и принципы не могли пересилить влечение. Любовью это чувство я не называла даже в мыслях, убеждая себя, что не могу любить бездушного человека. Не должна любить! Ни вспоминать, ни скучать, ни думать… ни изводить фантазиями. Я всегда считала себя сильной, но за неделю решимость начала таять, и в минуты слабости я все чаще была готова забыть о принципах. Настроившись еще раз поговорить с Сатиром и, возможно, убедить оставить шоу, я обнаружила, что он уже улетел в Россию. Гордость не позволила отправиться следом.

Да и отец скорее убил бы меня, чем отпустил, пока не встретился с Большим Кеем на благотворительном приеме. Я стояла к нему спиной, но узнала голос.

– Марк, это твоя дочь? – слащаво осведомился он, сделав вид, что не узнал меня. – Какая красавица!

Предупреждения оказалось достаточно, чтобы отец пересмотрел свое мнение о России.