Влюбись в меня, Воробышек!

Первое, что нам бросается в глаза – Броня зла, и очень. Рыжие с коричневинкой волосы собраны в невысокий хвост, большие светло-карие глаза горят, а крупные веснушки еще больше проступили на побледневшей коже. Ее губы упрямо поджимаются после хлестких слов, и я не знаю, что у них с Камаловым было раньше, но сейчас между этими двумя никакой симпатией и не пахнет. А еще – Владу явно не по себе. Не привык он выглядеть неприглядно при своих друзьях.

– …Что, Камалов, надеялся выйти чистеньким? Чужими руками обелиться? Тебе мало было поступить со мной, как сволочь, убить морально, так ты решил меня унизить? Разыграть между своими дружками, как приз, чтобы они своей грязью затерли твою?!

– Замолчи, Костеркова, и следи за языком. Да кому ты нужна!

– Ну, не тебе точно. И знаешь что, мне на это плевать! И на твоих друзей тоже! На всех вас! Лучше расскажи им, как ты к ним на самом деле относишься, а то ведь они не в курсе. Думают, ты их ценишь и уважаешь, х-ха!

– Заткнись, сказал! Кто тебе поверит? Ты вообще пыль здесь!

– Это ведь Ильченко смеется, как жирный кретин из которого выстреливает попкорн? Он, бедняга, так старается тебя рассмешить, что достал до печенки. У Бобрика классная тачка и деньги отца, но интеллект землекопа, а Стрельбицкий – высокомерный кретин! Ну что, поверили?..

– Влад, ты правда такое про нас говорил?

– Не слушай ее, Авдотий. Не видишь, она двинутая! Истеричка ненормальная!

– И как я только могла думать, что ты – особенный? Скрывала отношения, поверив тебе, что так будет лучше. Что ты заботишься обо мне, потому что тебя донимают ревностью бывшие подруги. Вот смотрю на тебя, Камалов, и ты для меня хуже лживой, противной жабы! Для которой ее болото оказалось важнее солнца!

– Ты в своем уме, Рыжая? Это ты-то солнце? – какая-то девица срывается со стула и вцепляется в руку Камалова, словно Броня его сейчас у нее отберет. – Ты себя в зеркало видела, ущербная? Да Влад бы никогда на такую, как ты, даже не посмотрел! Размечталась, рябуха!

– Поверь, и посмотрел и даже такой, как я, рассказывал о высоких чувствах. Играл, конечно. Я ведь рыжая и конопатая, меня нельзя любить по-настоящему, разве только от скуки и пресыщения такими худыми, злыми воблами, как ты!

– Что? Ах ты, мерзавка! Да я тебя…

Сцена перед нами разворачивается некрасивая и заметив, как подруга Влада бросилась на Костеркову, я кричу, проталкиваясь сквозь парней:

– Стой! Только попробуй ее тронуть!

Но Броня сегодня в ударе, и сама останавливает девицу, схватив с ближайшего стола и выплеснув ей на грудь стакан с клюквенным пуншем.

Напиток попадает и на Камалова, его подруга противно верещит, что ей испортили брендовое платье, и парень, сдвинув челюсти, шагает вперед. Он ловит запястье Брони и дергает девушку к себе, но тут же получает от нее звонкую пощечину. Такую же хлесткую и болезненную для его гордости, как и ее слова:

– Не смей меня трогать, трус! Я рада, что сказала тебе все в лицо! Мерзкая жаба!

– Дура… Он же ей этого не простит, – слышу я от его друзей, и в подтверждение словам, Влад рывком хватает девушку за одежду и в ярости толкает от себя в грудь, опрокидывая спиной на стулья. Чем-то ей грозит, но чем, я уже не слышу. Мы с Ясей обе налетаем на него и, кажется, на его мокрую курицу тоже. Дорожкина бьет родственника по затылку, я по шее, и ногой отпихиваю лезущую в драку девицу.

– Сволочь! Это из-за тебя Броня чуть не умерла. Получай!

– Оставь ее в покое, гад, иначе будет хуже!

Падают стулья, бьется посуда, вся компания Камалова схватилась на ноги и перемешалась. Нас с Ясей оттаскивают от Влада чьи-то руки, но мы решительно настроены не дать Костеркову в обиду, и плевать, что с нами будет, но ее они не получат!

– Воронова! Ритка, дура! Не лезь, куда тебя не просят! – я отбиваюсь от Авдотия и вцепляюсь в плечо Камалова, не давая ему достать Броню, которую скрутил Ильченко. Но Стрельбицкому удается нас растащить.

– Пошел ты, слизняк! И не лапай меня, – сучу ногами, вырываясь, – я тебе не разрешала!

– Идиотки, это была шутка с рыжей! Сдалась она мне! А вы устроили тут группу поддержки брошенок! Что, Ритка, за себя обидно? Сначала я тебя бросил, а потом твой мудак-спортсмен?

Я оборачиваюсь и заряжаю Стрельбицкому в ухо. Силы у меня немного, но зато попала метко и, поймав мгновенное удовлетворение, сердито рычу:

– Как бы я хотела, чтобы вы все своей шуткой подавились! Бесчувственные уроды! И ты такой же трус, как Влад!

Сволочи! В этой компании все друг друга стоят!

Мне удается вырваться, но Авдотий хватает мой локоть и больно сдавливает его, заставив меня вскрикнуть. Обхватив рукой волосы, собирается… Но что именно он собирается сделать, я узнать не успеваю. Только вижу перед собой какое-то смазанное движение, секунда, и вдруг на изумленном лице Авдотия появляется кровь. В его запястье мертвым хватом впиваются чьи-то пальцы, грозя сломать, и теперь уже парень шипит от боли, разжимая кисть, а я оказываюсь на свободе.