Влюбись в меня заново

Сажусь на скамейку в углу. Гипнотизирую вещи. Со стороны может показаться, что навыки телекинеза пытаюсь развить в себе. Но я просто жду, жду, жду.

За полчаса меня дважды беспокоят одним вопросом – правда ли, что Толик пытался причинить мне вред. И оба раза я твердым, насколько могу, голосом отвечаю короткое «да». Полицейские что-то записывают, фиксируют. Я жду, когда все закончится. Когда нас отпустят. Когда Глеб Борисович вернется  – он сейчас беседует с сотрудниками за дверью.

Мне ничего не нужно. Только остаться вдвоем. С Маратом. Я ведь не сказала ему. Дура! И зачем молчала? Нельзя никогда откладывать чувства на «потом», жизнь штука непредсказуемая. «Завтра» просто может и не быть.

- Проедем в участок.

Фраза режет слух. Я вскакиваю и хватаю Марата за руку. Встаю рядом с ним.

- Аль, все хорошо, - произносит он, а потом уже полиции: - Мы можем добраться с отцом? Моей девушке нужно успокоиться.

Марат предельно вежлив. Он даже делает попытку улыбнуться.

- Нет, проедете с нами, - тем не менее категорично заявляют нам.

- Но разве мой отец не сказал вам… - начинает Марат.

- Твой отец сказал, - раздается суровый голос позади.

И я чувствую, как напрягается Марат. Выпрямляет спину, поворачивается.

- И что это значит, пап?

- Тебе будет полезно подумать над поступками. Не в ресторане и не в премиальном отеле. Без драк и сомнительных девушек. Может, за голову возьмешься.

- А я и не отпускал, - рычит Марат. – Ты бы хоть разобрался, что творишь.

Я теряюсь от услышанного. Как обухом по голове.

- Я увидел достаточно.

- Спокойнее. Просто пройдемте. Снимем показания, составим протокол. Выясним все обстоятельства.

- Я буду задержан, правильно понимаю? – спрашивает Марат и, не дожидаясь ответа, кричит отцу: - Это из-за футбола?

Его пытаются проводить к выходу, но он вырывается.

- Вы оказываете сопротивление полиции? – предъявляет дежурный.

- Я говорил, - продолжает Олейник, глядя на отца. – Я говорил, что не буду у тебя работать. Если ты таким образом хочешь вынудить меня или наказать, ничего не выйдет.

- Вот и посмотрим.

Это последнее, что я слышу. Марата уводят, сажают в служебную машину. Меня не хотят пускать к нему, направляют к другой. Я настаиваю, но им всем плевать. В их глазах денежные знаки.

- Я поеду с ним, - заявляю.

В голосе одна сталь. Не подозревала, что вообще могу говорить таким тоном.

Парни в погонах молодые. Фыркают, недовольно кривят рты, но все же позволяют забраться к ним. Сажусь напротив Марата. Вижу, как он зол. Скулы выделены, челюсть двигается, от губ осталась лишь тонкая линия. Олейник сжимает кулаки и стучит ногой.

Касаюсь его ладони, но он одергивает руку.

Глава 35

Марат

Я допустил ошибку, когда забыл об этом мудаке. Нельзя было. Мелкая голову мне задурила. Поверил, что счастье может длиться вечно. Ни хрена. Не может. Не в наше время. Такие Анатолии не забывают и не прощают. Мстят трусливо и подло.

Странно, на самом деле, что раньше не объявился и не показал себя урод. «Разговор» с удушающим и охраной отца, походу, подействовал. Да только временно. Не с той карты я все-таки пошел. Виноват.

Не жалею, что бутылку об его голову разбил. Парюсь – да. Но не жалею. Повторил бы еще раз, чтобы треск стекла услышать. За то, что руки распустил. Нет, уродов вроде него земля не должна носить.

Правда, попадаю я серьезно. Отец явно намерен показать мне, что такое хорошо, а что такое плохо. Когда приезжаем в участок и меня запирают в кабинете, четко вижу, что уже все решено. Ребята в погонах даже не пытаются вникнуть, разобраться. У них установка – организовать мне чудо-ночевку в камере с бомжами.

Часа два уже здесь сижу. Алю не пускают, а я слышу ее громкие возмущенные возгласы за дверью. Улыбаюсь как дебил. Малышка бьется за меня. Жалею, что не обнял лишний раз. Что не смотрел на нее, пока в машине мчали сюда. У той глаза на мокром месте были, а я злился, что ничего не мог изменить. Злился не на нее. На себя, на отца.

Не вовремя он решил жизни меня учить. Еще Киром в лицо тыкнул. Мол, какого хрена я вообще о брате заикался, лучше бы с себя начал. И все мои доводы в пепел стер. Плевать ему. Даже на Алю, которую чуть не отымели против воли.

До сих пор в ушах звенит визг мамаши ее. В машине названивала Алене и динамик рвала криками, что мы угробили ее Толю. Телефон разбить хотелось к чертям собачьим, купил бы еще один. Да мне и рыпнуться «оборотни» не дали.

Сейчас выдыхаю, но не от облегчения. От усталости. Кота за яйца же тянут.

Я знаю свои права, не дурак. Поэтому пишу в протоколе, что не согласен с написанным. Ересь там какая-то. И ни слова про мелкую нет. Но менты только ржут с меня. Задерживают до выяснения обстоятельств. Досматривают. Изымают вещи – телефон, ключи и паспорт с правами. Рюкзак Аля забрала.

Ее я, кстати, не вижу уже этим вечером. Хреново мне.

В камере не сплю. Не выходит. Пытаюсь добиться хоть какой-то информации, но все делают вид, что я пустое место.

Хер с ними, дольше сорока восьми часов не продержат.