И правда, когда мы прошли еще немного в новом направлении, озерца стоячей воды пропали окончательно. Хотя под ногами все равно мокро и жадно чавкало.
– Здесь опасность вступить в трясину минимальна, - обрадовал профессор, - видите, сфагнум сменился пушицей и вереском?
– Конечно, – пробормотала я. Не признаваться же, что для меня и сфагнум, и пушица – одинаковые незнакомцы? Да и вереск знаю только по картинкам, а не в первозданном природном виде.
– Подержите, - вручил он мне какой-то розовый чахлый кустик, выдернутый с корнями. Я торопливо поправила юбку, хотя доктору Норвуду, похоже, было все равно, в каком я виде, лишь бы не уронила его находку. Убедившись, что держу крепко, но аккуратно, он метнулся к зарослям беловатой, похожей на толстые нитки травы. Или не травы? Точно я была уверена лишь в одном – это очередное нечто принесет много радости Честеру Фулли. Наверняка.
За беловато-нитевидным «нечтом» последовало лиловое с толстыми, мясистыми стеблями. За ним – спутанный клубок чего-то мягкого и пушистого, похожего на птичье гнездо. Дальше – букетик сочных зеленых листьев-трилистников, но точно не клевера. Я безропотно принимала очередную добычу, а профессор, кажется, забыл о том, куда мы направлялись и где оказалось, и целиком увлекся лишь ему понятными ботаническими изысканиями.
– Ну и где же ты? Давай-давай, покажись, я знаю, что прячешься, – бормотал он, исследуя крупную кочку, заросшую бурым мхом. - ?га! Попалась! – воскликнул вдруг азартно и потянул в воздух толстый пунцовый стебель. Больше всего он походил на лиану. Как я их себе представляла. Только вот лианы в моей реальности не могли извиваться, норовя оплести руки. – Чш-ш-ш. Спокойно, детка, ничего с тобой не случится. – Профессор намотал стебель на локоть, как моток веревки, и дернул. Из кочки с громким чмоком вылез ярко-красный пучок лепестков – назвать цветком это странное мятое недоразумение язык не поворачивался – недоуменно покачался из стороны в сторону и, доверчиво прильнув, устроился у Норвуда на плече. – Да, умница, вот так.
Я вспомнила разумную розу с двенадцатью, что ли, корневищами. Так же льнула. Улыбнулась: профессора боятся студенты, а всяческая растительность от него явно без ума. И он сейчас совсем не похож на строгого сухаря-преподавателя, на сурового завкафедрой и даже на мировое светило. Скорее уж напоминает юного Дугала с фотографий, по самую макушку увлеченного, азартного… и очень симпатичного.
Лепестки ткнулись ему в щеку, он отодвинул их, пощекотал пальцем, будто утешая, и вдруг посмотрел прямо на меня. Удивленно приподнял бровь.
– Что такое, мисс Блер? Вам весело? Да уж, могу себе представить, как это выглядит. Смотри, детка, эта женщина, которая стоит в резиновых сапогах и почти-вечернем платье с целым букетом ботанических редкостей посреди неизвестного болота, находит нас забавными.
– И милыми, - не стала отпираться я. - Знаете, доктор Норвуд, я перестаю жалеть, что мы не попали в Эдинбург. Там было бы гораздо унылее, чем здесь. Кстати, платье совсем не вечернее.
– Совсем-не-вечернем, – согласился он. - И очень патриотичном. Как раз для шотландских болот. ? я тем временем не перестаю изумляться происходящим с вами странностям. Но сейчас важнее другое. Пурпурницы стебельчатые не живут без подходящего грунта дольше двух часов.
– Кто нам мешает набрать грунта здесь? Вы же можете сделать емкость?
– Не спасет. В этой почве слишком мало магии. Ей нужно больше, так что поторопимся.
– Тогда вперед, - согласилась я.
Знала бы, какую скорость он способен развить по этим кочкам и в этих ужасных сапогах – поостереглась бы соглашаться! Со стороны, наверное, мы смотрелись крайне забавно, но мне было не до смеха. Профессор несся вперед, как скоростной поезд, я же напоминала себе болтающийся позади древнего паровоза вагон, подпрыгивающий и жалобно кренящийся на каждом стыке старых ржавых рельсов, то есть каждой кочке или луже. Ноги в сапогах высохли, а потом вспотели, и, кажется, я натерла обе пятки до волдырей. Смотреть по сторонам и даже вперед больше не было сил, все уходили на то, что бы не споткнуться и не рассыпать «букет ботанических редкостей».
Я поняла, что мы куда-то пришли, только уткнувшись в серовато-белый шерстяной бок толстой флегматичной овцы. Овца потянулась мордой к стеблям и кустикам в моих руках, я отпихнула:
– Куда лезешь! Жуй то, что под копытами! – и наконец-то подняла голову, осматриваясь.
Мы стояли на пологом склоне холма, заросшего изумрудной травой. Под ногами не хлюпало и не чавкало, болота расстилались внизу бескрайней буро-лиловой равниной с зеркальными проблесками воды. К нам заинтересованно подтягивались овцы, их паслось здесь десятка два. И, честное слово, если бы не куча наверняка вкусной по их меркам зелени в руках, я сейчас обняла бы первую попавшуюся овцу, села с ней рядом на травку и сказала: «Конечная. Поезд дальше не идет!»
– Ну что, рискнем? – спросил профессор, когда перед нами наконец раскрылся портал. - Руку, мисс Блер. Надеюсь, на этот раз нас не унесет куда-нибудь в Килиманджаро.