Влюбиться без памяти

— Я понимаю, душенька, что вам не терпится остаться наедине со своим женихом, но он ещё слишком слаб, чтобы заниматься грешным делом.

Врач расплывается в доброй ироничной улыбке, раскладывая на тумбочке Кожевникова таблетки, а я вспыхиваю, как пышная майская роза, распустившаяся под лучами жаркого солнца.

Что доктор имел ввиду под «грешным делом»? Неужели, он решил, что мы с Антоном тут… эээ… интимничаем? Да нет, быть не может.

— Нет, ну что вы.

Я задыхаюсь от стыда, парализующего мои конечности, и оглядываюсь на бизнесмена, лежащего на кровати. На его лице блуждает ироничная и какая-то мечтательная улыбка, что я тушуюсь ещё больше, прирастая ногами к полу.

— Я в полном порядке, Анатолий Иванович, не пугайте девушку!

Красавчик подмигивает мне правым глазом и я краснею ещё пуще прежнего, мигом потея при этом, как боксёр на ринге. Блин, ну почему я такая дурочка? Мужчины шутят, а я вся красная, как помидор, готова провалиться сквозь землю. Надо успокоиться, ведь в сексе нет ничего постыдного, а я — далеко не девственница, в свои двадцать шесть лет.

— Нет-нет, не спорь с лечащим врачом. А то я твою маман позову, она мигом тебя к кровати привяжет. И думать нечего!

— Уговорил. Ладно, Женя, пока.

Я пулей вылетаю в коридор, пряча дрожащие ледяные руки за спину, опуская при этом глаза, полные слёз. Сухое прощание Кожевникова, надо признаться, выбило меня из колеи. Как будто я его подруга, давняя знакомая, бывшая одноклассница, но никак не любимая девушка.

Ох, я сама себя обманываю.

С чего это вдруг я стала любимой?

От беспомощности красавчика у меня болезненно сжимается сердце, и я испытываю двоякие чувства от этой неприятной ситуации.

С одной стороны, простая официантка благодаря лжи получила доступ к телу и сердцу понравившегося ей мужчины, а с другой — это не может продолжаться долго. Скоро всё раскроется и меня ждёт, по меньшей мере, неприятный разговор со всеми действующими лицами.

Анатолий Иванович подключит препараты, чтобы быстрее поставить сына своей бывшей возлюбленной на ноги. А тем более, с деньгами Кожевниковых, они могут оплатить любую клинику.

Тем более, я не заметила в глазах Антона какого-то исключительного отношения к себе. И это, скорее всего, не потому, что он меня не помнит, а потому что я его не интересую.

Горько закрываю глаза, морщась при этом, и сглатываю комок, стоящий в горле. Неужели я такая непривлекательная? А может, мне стоило набраться наглости и поцеловать его, как он просил? Может быть, тогда в его душе, отравленной едкими стрелами Юлии, что-то шевельнулось? Зародилось ко мне?

Плюхаюсь на лавку, размышляя об Антоне Михайловиче, и замечаю неподалёку капитана Торопова. Какого чёрта этот хамоватый полицейский ещё не уехал? Его дело — ловить преступников, а не пить кофе из кофейного аппарата больницы.

Видимо, наглец тоже увидел меня, потому как, навесив на лицо деловое выражение, поспешил ко мне, с очередным стаканом кофейного напитка в руках:

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо.

— Не любите?

Не удостоив его ответа, опускаю глаза в пол. Ну, не говорить же мужчине, что я просто мечтаю, чтобы он оставил меня в покое. И любезничать с ним — совершенно не входит в мои планы.

Капитан расценивает моё молчание по-своему, и, расплывшись в ехидной улыбке, отмечает:

— Зря, между прочим. Учёные выяснили, что употребление четырёх чашек кофе в сутки, значительно снижает вероятность старческого слабоумия.

Мой рот сам по себе открывается от такого неприкрытого хамства, и я начинаю часто дышать. Полицейский же, радуясь, что его речи достигли цели, продолжает:

— А вам кофе был бы вообще полезен. Ведь вы уже сейчас постоянно забываете, как меня зовут.

Он разворачивается на сто восемьдесят градусов, и быстро уходит прочь по коридору, по направлению к ординаторской, не дав мне возможность ответить что-то в ответ.

Ах ты, гад!

Отчего Григорий Егорович вздумал постоянно меня доводить до белого каления? Думает, что ему всё позволено? Ну, ничего, я обязательно что-нибудь придумаю.

— Женечка, ну как там Антон? Ему удалось что-нибудь вспомнить?

Рядом со мной тут же оказывается Диана Леонидовна, и в изнеможении плюхается рядом на лавочку, закинув ногу на ногу. Её обеспокоенный блуждающий взгляд останавливается на моих руках, и я прячу ладони между ног, вспоминая, что обещала женщине сходить на маникюр.

— Нет, ничего не вспомнил. А вы не хотите его забрать отсюда, перевести в более престижное лечебное заведение?

— Нет-нет, дорогая. Понимаешь, дело в том, что я доверяю Анатолию Ивановичу полностью. Если уж мой сын попал в его руки, то пусть он его и лечит.

— Понятно. Ладно, мне пора.

Встаю с лавочки, невозмутимо улыбаясь.

Не вижу смысла сейчас находиться в больнице. Антон Михайлович под наблюдением, правду я ему так и не сказала, и больше мне сегодня здесь делать нечего.

— До свидания, Женечка, всего хорошего. Если появятся какие-то сдвиги, я тебе позвоню.

Женщина подскакивает ко мне и утыкается надушенной щекой в мою щёку. Я задерживаю дыхание, стараясь не дышать, и поспешно отстраняясь, всё-таки закашлявшись.