Влюбиться без памяти

— Антон Михайлович, я — Торопов Григорий Егорович, капитан полиции. Расследую дело о нападении на вас. Вы можете рассказать о том, что с вами произошло вчера и ответить на несколько моих вопросов? Это важно для следствия. Особенно меня интересует то, что произошло после ссоры с вашей возлюбленной.

Сглатываю слюну, пытаясь рассмотреть лицо красавчика из-за массивной спины Торопова при этом вопросе, но мне это никак не удаётся. Господи, какие у него широкие плечи, а бёдра наоборот — узкие. Наверное, он много времени проводит в тренажёрном зале, вылепляя шаг за шагом такую фигуру.

Хлопаю ресницами, отрывая взгляд от созерцания спины полицейского, и шмыгаю ближе к кровати Кожевникова.

— Ссоры? С кем? Простите, я ничего не помню.

Выдыхаю.

Голос Антона остался прежним — красивый, бархатный, нежный. У меня внутри всё трепещет, и я чувствую, как часто стучит моё сердце. Как же так? Все думают, что я — его любимая девушка, а он сам — ничего не помнит. Значит, я могу и правда притвориться невестой? А там, чем чёрт не шутит, вдруг он влюбится в меня?

Возможно, это действительно переломный, судьбоносный момент моей жизни? И я должна использовать этот шанс!

— Совсем?

— Маму помню, какие-то моменты из детства, а больше ничего. Как отрезало. Простите, у меня очень голова болит.

— Давайте попробуем вспомнить, это важно.

Торопов хмурится от досады, склонившись над больным, как плакучая ива, и тут на помощь своему драгоценному сыночку приходит Диана Леонидовна.

Женщина, возмущённо приподнимает плечи, и, как курица-несушка бросается на защиту любимого отпрыска, потрясая перед Григорием Егоровичем рукой с красными длинными ногтями, загнутыми, как у коршуна.

— Вы что, не слышите? Тошенька ничего вам сейчас не может рассказать! У него амнезия! Не смейте давить на мальчика!

— Но мне нужно…

— Сами справитесь! Женечка вам всё рассказала. Теперь — ищите этих мерзавцев. А будете приставать, мигом пожалуюсь вашему начальству. Я на вас управу найду, не сомневайтесь!

Полицейский крякает, отходя к окну, вынимая из чёрного портфеля, насквозь пропахшего кофейными ароматами, свой лист бумаги, и начинает делать на нём какие-то пометки. А я, воспользовавшись тем, что Торопов, наконец, освободил мне обзор, впериваюсь нежным взглядом в бизнесмена.

В моём сердце начинает болезненно щемить при взгляде на Кожевникова. Вот он передо мной — красивый, очень красивый, как Аполлон!

Боже…

Сколько раз я вглядывалась в эти карие глаза, проходя мимо с подносом, пытаясь хоть как-то обратить на себя взор. Сколько раз я аккуратно ставила перед ним фужер с коньяком, делая книксен, в надежде словить белозубую нежную улыбку. Сколько раз я кусала губы, когда он проводил важные переговоры, и мечтала, что вот-вот всё пройдёт успешно, он выдохнет и, наконец, посмотрит в мою сторону.

Но, время шло, а он продолжал не обращать на меня никакого внимания, общаясь подчёркнуто — вежливо, как с обслуживающим персоналом. И вот сейчас у меня появился шанс сделать так, чтобы он, наконец, посмотрел на меня. Посмотрел, возможно, другими глазами. Ведь он не знает, что я — простая официантка, а думает, что я его девушка, его спасительница, его фея.

Лицо Кожевникова слилось по цвету с подушкой, на которой он лежит, нос слегка заострился, а под глазами пролегли синяки. Но это не портит его благородной красоты, вызывая во мне трепещущее биение истерзанного сердца.

По моему телу бегут мурашки, и я нежно улыбаюсь Антону Михайловичу, не в силах подойти ближе. Диана Леонидовна использует момент передышки по-своему — впивается ногтями в мою ладонь, и подтаскивает к кровати своего сына.

— Малыш, посмотри, кто пришёл. Это твоя невеста, узнаёшь?

Холодею, а сердце уходит в пятки. Не в силах пошевелиться, я лишь растягиваю губы в глупой улыбке, смотря в красивые карие глаза бизнесмена. Из моей груди вырывается вздох, и я краснею под пытливым взглядом Кожевникова, который, видимо, изо всех сил пытается меня вспомнить.

Бедненький.

— Моя?

— Ты не помнишь Женечку?

Диана Леонидовна прижимает ладонь к груди, картинно закатывая глаза. Ей бы в кино сниматься с такими первоклассными актёрскими данными, а не тухнуть в Германии на кондитерской фабрике.

Антон Михайлович вновь напряжённо хмурится, и у меня по телу бегут мурашки — он всё такой же красивый и обаятельный, как тогда, когда я впервые увидела его за столиком в ресторане. Хоть и беспомощный.

— Лицо знакомое. Я определённо её где-то уже видел.

Закусываю губу и выдыхаю.

Ну, конечно же видел — каждую смену, в ресторане «Валенсия». Я полгода крутилась юлой у его столика, подавая блюда, и втайне ждала хоть какого-нибудь намёка на мою исключительность.

Но вслух я этого не скажу, особенно при полицейском, который исподлобья продолжает наблюдать за нашим общением, держа листок в руках. Он, наверное, подозревает сейчас всех и вся — вон, какой у него грозный, недоверчивый взгляд.