Влюбиться в мужа заново

Инстинктивно ступаю на тропку, и нога уезжает в пустоту. В последний момент выправляю положение тела и остаюсь стоять наверху.

Данка уже бежит ко мне, а я… мне так страшно, что от кошмара, который в душе расползся пятном, даже звука из себя выдавить не могу.

– Мама!!! Мамочка, мама… сделай что-нибудь… сделай, прошу! – кричит Дана, вцепляясь в меня руками. – Мама… он же там, внизу… мамочка, я всё, что попросишь сделаю… только спаси. Спасибо папу!

А я дочку в себя вжимаю до боли в руках, так крепко, с силой. Будто боюсь, что она в любую секунду спрыгнет следом за Димой.

Потом тишина, которая уши заложила, взрывается громкими голосами. Здесь спасатели, что-то спрашивают, отлепляют от меня дочь, ведут нас обеих к машинам. А я только и могу, что выдавить из себя:

– Муж мой… упал вниз. Помогите ему, умоляю… быстрее.

А дальше – самый настоящий ад. В машины мы не садимся – просто не могу себя заставить это сделать. Стою, вцепившись в Данку, в то время как дочь – вжимается в меня. Она плачет, а у меня сил ни на что нет. Только бы знать, что Дима жив. Пусть переломал себе что-то, пусть травмировался, но остался жив. Мы и это переживём… мы уже всё переживём. Лишь бы не случилось самого страшного.

Вижу, словно через пелену, как спасатели его вытаскивают, а у самой сердце не бьётся. Страшно так, что лучше бы сама в пекло адское спустилась и там все муки приняла, какие только можно. Диму кладут на носилки, везут по снегу мимо нас. Данка не выдерживает, бросается к нему с криком: «Папа!». А мне крик этот по ночам потом сниться будет, я это уже сейчас знаю. Потому что больно так, что дрожать начинаю.

– Надь…

Это не голос – хриплый шёпот. А мне так нужно его слышать, даже несмотря на то, что он кажется выдумкой. Потому что кругом столько всего – звуки, какие-то команды, разговоры.

– Да?

Я к Диме подбегаю, а у самой слёзы из глаз катятся. Не знаю, что с ним, не знаю, что ждёт нас всех, но сейчас испытываю только счастье, такое настоящее, ничем не замутнённое.

– Ты только не плачь, ладно? Со мной всё хорошо.

Это всё, что ему дают сказать. Потом увозят, у меня что-то спрашивают. Поедем ли мы с ним или нет, кажется. Я невпопад отвечаю, что отправимся следом. А после вереница транспорта отбывает куда-то, и теперь нам с Даной приходится быстро бежать к машине, чтобы успеть следом за ними.

Когда сажусь за руль, понимаю, что меня бьёт крупной дрожью. Включаю обогрев салона на полную катушку – ничего не помогает. Данку тоже колотит, только теперь она уже не ревёт, а просто тихо плачет, обняв себя руками.

– Мам… ты только прости меня. Я больше никогда…

– Всё потом, ладно?

– Нет! Я больше никогда-никогда. Я дура… Я не представляла, что вот так вот всё.

А на меня накатывает усталость. Не знаю, что ей сказать, не знаю, кого винить в том, что она поступила именно так. Просто завожу двигатель и выезжаю на дорогу. И сейчас меня ничего уже не заботит – даже то, что документов на машину при мне нет. И водила я в последний раз бог весть когда.

В больнице суматошно. Нам не сразу удаётся выяснить, куда привезли Дмитрия Шарапова. О том, чтобы нам рассказали хоть что-то о тяжести его увечий, даже речи не идёт. Лизе пришлось соврать – сказала, что Данку нашли и что папа, забирая её, немного травмировался.

Сажусь рядом с дочерью на металлическое неудобное сидение. Данка упрямо поджимает губы, смотрит на носки своих ботинок, и когда я уже собираюсь спросить, не хочет ли она горячего кофе, или не нужно ли и её осмотреть, начинает говорить. Сначала сбивчиво, потом всё более складно.

– Я не оправдываюсь… точнее, я должна бы… короче… мне очень было плохо, когда всё это началось. Я никому не говорила, даже Лизке. Плакала постоянно, боялась, что это всё. Конец всему.

– Конец чему?

– Семье нашей.

– Мы бы в любом случае остались семьёй.

– Это другое… чтобы папа вечером приходил, чтобы вы друг друга любили…

– И решила, что это я во всём виновата?

– Нет!

Она выкрикивает это слово так громко, что на нас оборачивается проходящий мимо врач.

– Нет, просто папа ведь вернулся. Хочет с нами быть, а ты не хочешь. Точнее… это я так думала, что ты просто не хочешь. Но ведь всё не так?

– Всё не так. И думаю, что сейчас нам с тобой не стоит это обсуждать, чтобы не получилось, будто я тебе навязываю свою точку зрения. Или пытаюсь настроить против папы.

– Я так в любом случае не подумаю.

– И всё же…

Я притягиваю дочь к себе, она снова вцепляется в меня с такой силой, что кажется, будто решила, что маму у неё отнимают. Глупая… глупая моя Данка.

– Мы поговорим все вчетвером, идёт? Думаю, это будет самым верным. И папа тоже так думает, я уверена.

– С ним ведь всё в порядке будет?

Дана поднимает голову и смотрит на меня, а в глазах столько надежды, будто я всесильна и смогу сделать так, что Дима не просто останется целым и невредимым, но уже через десять минут уйдёт отсюда вместе с нами.

– Конечно, будет. Ведь у него есть мы, и мы его очень любим.

На лице дочери появляется улыбка, потом Данка снова утыкается лицом в мою одежду и шепчет: