Влюбиться в мужа заново

– Я обещаю… клянусь, больше никогда и ничего не сделаю такого. Прости меня, мам. И за слова мои ужасные прости.

– Прощаю. И доверяю тебе. Во всём.

Целую дочь в макушку и мы так и сидим, вжимаясь друг в друга. Я ведь знала всё это, понимала прекрасно, что может рвануть в любой момент, просто не думала, что всё обернётся чем-то настолько серьёзным.

Когда из-за безликой двери выходит врач, Дана вскидывает голову, и столько страха и надежды на лице, что у меня снова болезненно щемит в груди.

– Надежда Андреевна?

– Да, это я.

Мы поднимаемся с дочерью навстречу врачу и слушаем, как он произносит усталым голосом несколько слов. И я не только сама выдыхаю с облегчением, но и слышу, как это делает Дана.

– Несколько дней покоя. Трещина в ребре должна зажить сама. Мы пока понаблюдаем за ним, сделаем ещё несколько анализов. Но в целом, Дмитрию повезло – внизу было много снега.

– Значит, мы скоро сможем к папе зайти?

– Не сегодня.

Эту фразу произносим с врачом хором.

– Не сегодня, да. Дмитрий сейчас спит. А часы посещений теперь переносятся на завтра.

Вижу, как дочь собирается протестовать, но почти сразу передумывает.

– Хорошо, тогда мы придём к папе завтра. Как только откроются ваши часы.

Врач улыбается и отправляется по своим делам, а мы спешим на выход. По пути вызываю такси, на что дочь заверяет, стоит мне только положить трубку:

– Ты сюда ехала прям как профи. Я даже очень загордилась.

– Врунишка.

– Нет, я правду говорю.

– Ну, хорошо. Но больше я за руль ни ногой.

Выходим на улицу и я впервые за долгое время не могу сдержать улыбки, в которой сквозит облегчение. Как мало порой нужно для счастья. Главное теперь об этом не забывать.

***

Когда он упал вниз и внутренности прострелило острой болью, первой мыслью, влетевшей в сознание, было: «Это наказание». Наверное, подспудно ожидал чего-то подобного, хотя, чем дольше лежал, боясь пошевелиться, тем острее было понимание – он и так себя наказал. Давно. Когда только погрузился в отношения с другой женщиной, когда забыл о жене и детях. Когда солгал сам себе, что не они – самое бесценное, что у него есть.

А потом были их испуганные лица, какая-то безумная радость от того, что не только жив, но ещё и относительно цел. И знание, что теперь всё будет иначе.

Когда Дима проснулся на следующее утро, оказалось, что всё совсем неплохо, и его совсем скоро выпишут домой. Вот только дома у него теперь не было. Имелось жилище, куда он возвращался после работы, а дома – не было. Впрочем, это он тоже заслужил.

– Папа! – в палату ворвалась Дана, как раз в тот момент, когда он доедал противную запеканку, невольно сравнивая её с тем, что обычно готовила дома Надя. Но ему нужны были силы, а значит, приходилось заставлять себя есть.

– Маленькая моя…

Дима отложил пустую тарелку, поморщился, когда дочь крепко его обняла, и улыбнулся, когда вошедшая следом Надя одёрнула Дану.

– Привет, – тихо поздоровалась она, улыбнувшись. – Мы тут тебе еды принесли.

– Отлично. А то я уже думал просить политического убежища в буфете.

Он тоже мягко улыбнулся в ответ, прижал к себе Лизу, которая устроилась рядом с ним. На душе было хорошо и спокойно, хотя, далеко не всё было между ними выяснено и сказано. И это исправить Дима сейчас и собирался.

– Надь, присядь тоже, пожалуйста, – указал он кивком на стул, когда жена разложила принесённые с собой контейнеры с едой в холодильнике.

Она, кажется, сразу поняла, о чём пойдёт речь. Нахмурилась, сделала глубокий вдох, будто это ей предстояло объясняться, а не ему. Уточнила дрогнувшим голосом:

– Может, не здесь и не сейчас?

– Нет. – Он помотал головой, поморщился, когда в грудной клетке прострелило болью. – Именно здесь и сейчас.

Надя помедлила, как будто сомневалась в том, что стоит всё же соглашаться, после чего присела и отвела взгляд.

– Девочки… в общем, в том, что с нашей семьёй случилось то, что случилось… и в том, к чему всё это привело, виноват я. Маму винить совершенно не в чем, потому что…

– Есть в чём…

Надя перебила его. Вскинула на Диму и дочерей взгляд, в котором явственно читалось, что высказанное ею мнение неоспоримо. И добавила:

– В том, что происходило и происходит, виноваты мы оба.

– И всё же. Именно я сделал вашей маме очень больно. Я… начал отношения с женщиной, позабыв о вас всех. И погрузился в эти отношения с головой.

Он почувствовал, как рядом напряглась Дана, словно бы окаменела. И как вздрогнула Лиза. Мог ли он уберечь их ото всего этого? Вполне. Нужно ли было молчать? Теперь Дима был уверен, что нет. Потому что они уже разгребали последствия их молчания и попыток оградить дочерей от реальности. Реальности, в которой он был виноват, реальности, в которую их всех втянул. Просто чудом было то, что они все трое до сих пор были рядом с ним.

– Ты уйдёшь от нас к другой? – тихо спросила Дана. Она не отсаживалась, не делала попыток отстраниться, просто так и продолжала сидеть каменным изваянием.

– Нет. Я не уйду никуда. Точнее, если ваша мама не захочет снова быть со мной – я всё равно останусь вашим отцом, что бы ни было. Но ни к кому другому я уходить не собираюсь.