Влюбленные

— Вы встречаетесь?

— Редко. И у нее, и у меня на душе какая-то тяжесть. Вероятно, потому, что вместе предавались самообману… Ну, кто еще?

— Халида.

— Ничего не знаю, совсем потерял из виду.

— А Женька Хазанов?

— Женька из медицинского перешел в юридический.

— Это еще при мне.

— Затеял какую-то вечеринку дома, надрызгался и, похвалясь, что ему все нипочем, выстрелил из отцовского пистолета в окно противоположного дома. Пуля прошла в сантиметре от головы сидевшего за столом человека.

— От Женьки это можно было ожидать.

— Ну, судили. Однокашники, будущие юристы, представь, хотели взять его на поруки. Не помогло. Сейчас отбывает где-то срок… А Машин брат, Эдвард, взялся за ум, поступил на часовой завод. Ну, а как у тебя с тем парнем, Нина? Помнишь — знакомила в кафе. Где он теперь? На орбите?

— Да, он на орбите.

— В нем было что-то настоящее. Да, чуть не позабыл! Есть еще один экспонат, имеющий прямое отношение к нашему вечеру воспоминаний! Сейчас покажу, если он работает в эту смену.

Стась поискал взглядом по столикам и указал Нине на официанта, в котором Нина сразу же узнала Славку Дупака. В черном костюме и белой рубашке с бабочкой, он уверенно лавировал между столиками.

Нина долго смотрела в его сторону, и он почувствовал этот взгляд. Не переставая работать, покосился на их столик, и, как показалось Нине, лицо его налилось кровью.

«Остался в Москве… Что ж, профессия официанта тоже нужная… Только стоило ли для этого учиться в Тимирязевской академии?»

И Нина снова подумала о Косте:

«Да, он на орбите. На настоящей».

— Ну, а как твои дела? — спросил Стась.

— Похвалиться особенно нечем…

— Может, мы снова будем встречаться?

Нина медленно покачала головой и отняла руку, к которой он прикоснулся.

— Почему?

— Стась… все мы, вступая в жизнь, допускаем ошибки. Это неминуемо. У каждого свое. Наше поколение, возможно, допускало их больше. Но теперь мы взрослеем. И мне кажется, не должны быть друг к другу беспощадными. А?

— Ты о Маше?

— Не только о ней… Ты не оставляй ее. Ей сейчас гораздо труднее, чем тебе. А ведь она тебя любит. И оба вы любите друг друга, и у вас было много хорошего.

— Я подумаю…

Долго они сидели в тот вечер, о многом говорили. Стась читал свои новые стихи, и Нина попросила его написать балладу о братьях-партизанах из Крыма. Он обещал выслать ей текст.

Они расстались у выхода из ресторана. Разъединенные десятками спешащих людей, еще раз обернулись друг к другу и помахали руками, как бы говоря:

«Что бы ни случилось, надо быть упорным и стойким!»

МОЛОДЫЕ ХОЗЯЕВА

В райкоме Костя задержался недолго. Едва вошел в приемную первого секретаря, как Багров увидел его через раскрытую дверь и крикнул:

— Журавлев, заходи!

Шагнул ему навстречу, держа в руках раскрытую газету и как бы сравнивая того, кто был напечатан в ней во множестве снимков, с ним, стоящим на пороге.

— В строю?

— В строю, Павел Макарович.

Они обменялись крепким рукопожатием.

— В дополнительном отдыхе не нуждаешься?

— Весна, Павел Макарович!

— Весна… в самом широком смысле весна! Ну, а коли так, то и сидеть нам в четырех стенах нечего! — Он сунул Косте в руки газету, всю испещренную словами «Юрий Гагарин», «космос», и начал быстро натягивать плащ. — Зависть, наверное, берет, а? Сознайся, ведь думаешь: почему не я?

— Мне туда лететь только в том случае, если там залежные земли обнаружатся, — ответил Костя.

— Это хорошо, что своей линии держишься, не соблазняешься чужой славой! Хотя эта слава — и наша! Без хлебушка-то не полетят!

Костя спросил:

— Павел Макарович, разрешите, я от вас позвоню в Журавлево?

— Зачем?

— Хочу машину вызвать.

— Не надо звонить. Вместе в село поедем. И сегодня же проведем собрание. Будем тебя утверждать. Да, да! Хватит, походил временным! Не откажешься?

Он еще раз крепко стиснул Косте руку и подтолкнул его к выходу.

Это решение — доверить крупное хозяйство молодому специалисту — возникло в последние дни, и Багров отлично понимал, чем оно вызвано.

Всматриваясь в лицо Гагарина, в его улыбку, излучающую радость первооткрывателя, он поймал себя на мысли, что вот это выражение полноты счастья он видел у кого-то здесь, и совсем недавно. Стал вспоминать, и вспомнил: у нового агронома из Журавлевского колхоза. Та же устремленность, вера в свои силы.

Багров умышленно притушевывал впечатление: «Нет, нет, надо повременить, присмотреться. Наверное, в жену влюблен без памяти, отсюда и восторженность. Как бы не остыл, когда войдет в полосу будней». Да и слова Бурмакина помнил: «Нельзя ему доверять большое дело, рано. Пускай на низовой работе обкатается. Только тот ферзь надежен, который произошел из пешек». И вдруг родилась уверенность — не рано!

Федю Субботина, райкомовского шофера, они застали за необычным занятием: он вырезал из газеты портрет космонавта и наклеивал его на ветровое стекло.

— Я быстро, Павел Макарович! Не задержу!

Бегом отнес ножницы и клей в канцелярию, привычно занял место за рулем, и газик, разбрызгивая талую воду, побежал к кинотеатру, оттуда — широким трактом — в поля, мимо молочного завода, деревообрабатывающего комбината и кладбищенской церквушки.