Влюблённые в театр

Однако такая наивность, простодушие героя – только верхний слой роли, которую исполняет Романов. Вот в нём на мгновение словно промелькнула тень тирана: одна рука заложена за борт невидимого кителя, ладонь другой руки сложена лодочкой, как будто держит воображаемую трубку. Только секунда, и мгновенное видение отца народов исчезает. Стражник снова предстаёт смешным человечком. Кажется, это только тонкая пародия, исполненная с присущим Романову чувством меры, однако…

Стражник – слишком маленький человек, чтобы не иметь больших комплексов неполноценности. И потому смешной Стражник Романова, поменявшись местами с Сократом, становится страшным. Честолюбие, которое до этого момента дремало в душе Стражника, внезапно расцветает пышным цветом. Он как будто бы компенсирует долгие годы издевательства над собой.

Да, он становится Сократом, но каким!

Сократ-Стражник как будто растёт на глазах, расправляет плечи, фигура его увеличивается и увеличивается, и вот он уже гордо возвышается над крохотным настоящим Сократом.

Стражник бессовестно присваивает речи Сократа и даже его судьбу. Цикуту настоящий и поддельный Сократы выпивают вместе.

Эта история – только изысканная игра, которая не претендует на особую философскую глубину. Она не требует от актеров детальной психологической разработки образов, потому что до некоторой степени герои этой пьесы – только маски с заданными характерами. Однако в этой простоте кроются и некоторые трудности для исполнителей. Ведь необходимо в достаточно одноплановых ролях суметь найти психологические нюансы и оттенки характеров. Романов делает это замечательно. Его Стражник едва ли не самая интересная роль в спектакле.

Борис Романов погружается в атмосферу игры с наслаждением. Он получает огромное удовольствие от исполнения почти комедийной, острохарактерной роли Стражника. Но, кроме внешнего яркого рисунка роли, Романов сумел тонко раскрыть тёмные стороны искалеченной души тюремщика.

Любовь и смерть Жерома Курвуазье

…Темнеет. На званом вечере у Софии Курвуазье гости говорят про длинные очереди за хлебом, голод и холод. В сумерках мягко вырисовываются обнаженные женские плечи, изысканные прически, дорогое кружево, постукивают высокие позолоченные каблуки.

За окном – 1794 год, продолжается французская революция. На уютной парижской площади Карусель неутомимо работает только что изобретенная машина. Устройство ее до гениального просто, а нежное название «Луизон» вызывает в воображении образ стройной парижанки с весенними цветами в тонких руках. Трудолюбивую машину создал доктор Гильотен, и со временем она сменит ласковое «Луизон» на имя своего изобретателя.

Гости пытаются веселиться, но тревога разлита вокруг. Дрожащие лунные тени временами про бегают по бледным лицам. Неотвратимо приближается нечто страшное.

«Что там?», – спрашивает кто-то. «Новая партия осужденных на гильотину…».

На сцене Театра драмы и комедии на левом берегу Днепра идет спектакль «Игра любви и смерти» по Ромену Роллану. Сценическую редакцию и постановку осуществил Алексей Лисовец.

Из интервью Бориса Романова:

– «Игра любви и смерти» Ромена Роллана – очень сложная пьеса. В эпоху обесценивания добрых чувств и поступков трудно играть благородного героя в высокой романтической драме.

Борис Романов создает образ учёного, глубоко погруженного в свои мысли. Он одет очень скромно, но с заботливой аккуратностью, в светло-серый костюм, носит очки в тонкой металлической оправе. Это наряд человека, который привык проводить долгие часы за письменным столом, а не следовать затеям капризной моды.

Хотя в пьесе Жером Курвуазье вдвое старше своей жены, Романов ничем не подчеркивает возраст своего героя, не пользуется гримом или седым париком. Только сгорбленные плечи и медленная походка выдают годы Жерома.

Курвуазье сначала кажется замкнутым и нелюдимым, даже флегматичным и равнодушным, но это впечатление обманчиво. Выведенный из состояния хмурой сосредоточенности вопросом жены, Жером мгновенно взрывается гневным монологом. Он пылко осуждает Конвент, который требует все новых и новых жертв.

Жерому не хватает достаточно сильных сравнений, но он не захлебывается словами, а обвиняет бывших единомышленников достойно, как страстный оратор. К сожалению, пыл его быстро угасает, весь он как-то стареет на глазах. Гордо поднятая голова бессильно опускается, лицо выражает горечь разочарования.

Светлые идеалы Жерома Курвуазье постигло крушение. Справедливая революция превратилась в кровавую мясорубку, уютный дом разграблен, жена отдала свое сердце другому…