Влюбленный Байрон

Там, в Генуе, страдающий от нетерпения Байрон приступает к осуществлению своих планов — на собственные деньги приобретает медикаменты и порох для тысячи человек на два года, нанимает яхту в Леггорне, договаривается со своим генуэзским банкиром, мистером Барри, о чеках на пятьдесят тысяч долларов в купюрах и испанских золотых монетах. Неопытному врачу, доктору Бруно, суждено пребывать в постоянном волнении из-за Байрона и его трех собак. В своей склонности к великолепию он заказал алые военные мундиры с пуговицами, эполетами, широкими кушаками и угрожающего вида шлемами с развевающимися плюмажами для графа Гамбы, Эдварда Трелони и себя самого. Шлемы были сделаны по образцу, описанному в шестой песни «Илиады» — того, что так напугал малыша Астианакса[84], но даже склонный к показному блеску Трелони возражал против них. Спрятанные обратно в розовую картонку, они так и не увидели Греции.

По мере реализации тайных планов встал вопрос, как сообщить о них Терезе. Она будет падать в обморок, рыдать, страдать от новых приступов болезни, она будет умолять его не уезжать или взять ее с собою. И Тереза действительно падала в обморок, рыдала, то голосила, то немела от горя, она не вставала с постели, пока ее, в истерическом состоянии, отец не усадил в карету, отправлявшуюся в Равенну.

Байрон записал в свой отряд неизменно доверчивого графа Гамбу, который все еще болезненно переживал провал восстания в Романье, и Трелони — тот, внешне разделяя энтузиазм Байрона, на самом деле писал Клэр Клермонт (которой, как ни удивительно, сделал предложение), что, оказавшись в Греции, он сам о себе позаботится — так Трелони и поступил, примкнув к бандиту Одиссеусу. Кроме того, с ними были Бенджамин, чернокожий грум Трелони, Флетчер, который предрекал, что они попадут в страну «снарядов и воров», Лега Замбелли, счетовод Байрона, Тита, бывший гондольер, который считал милорда «милым безумцем», доктор Бруно и принц Шилицци, родственник Маврокордатоса, страстный монархист, который польстил самолюбию Байрона, заявив, что греки изберут его своим королем.

Корабль «Геркулес», «типичное корыто», имел форму люльки. Хотя и несколько смущенная тем, что начало путешествия пришлось на пятницу тринадцатого, компания все же ранним утром взошла на борт в Генуе. Под палящим солнцем, без ветра, по совершенно спокойной водной глади они плыли до вечера, когда поднялся шторм. Ветер был такой силы, что судно кренило из стороны в сторону, лошади обезумели и били копытами по стенкам денников. Пассажирам пришлось высадиться на берег, пока искали плотника, чтобы тот починил выгородку для лошадей. Байрон тем временем в элегическом настроении прогуливался по Ломеллини-Гарденс, где некогда совершал верховые прогулки с леди Блессингтон, потом прошелся по пустым залам виллы Солюццо со следами пребывания в них Терезы, включая прядь ее волос, которую он оставил без внимания: эра романтических сувениров закончилась.

Через три дня, 16 июля 1823 года, они пустились в путь. Байрон, «Паломник», как называл его Трелони (в отличие от Шелли, «Паломника вечности»), был в дурном настроении, которое улучшилось, только когда они зашли в Леггорн и он получил панегирические стихи от Гёте, его «господина», хотя рядом не оказалось человека, способного перевести их с немецкого. Тем не менее Байрон заперся в каюте, чтобы в письме выразить свое почтение «прославленному мэтру» Веймара, прося прощения за торопливую прозу — вокруг спешка и суматоха, он сейчас на пути в Грецию в надежде, как он выразился, оказаться хоть немного полезным «борющейся стране».

Пустые дни заполнялись маленькими развлечениями. Он боксировал с Трелони, фехтовал с Гамбой, стрелял из пистолета в чаек, купался, когда море было спокойным, днем придерживался своего скудного рациона — сыр, огурцы и сидр, по вечерам — немного грога. Когда они проплывали мимо Стромболи и дымящегося склона Этны, он оставался на палубе всю ночь, проникаясь красками и атмосферой для последней главы «Дон Жуана». Впрочем, поэзия была вскоре заброшена. Он признался Трелони, что если смерть в виде пушечного ядра настигнет его в Греции, то он будет приветствовать ее и просит развеять его прах у скалистого острова Майна на юге Пелопоннеса, на что Трелони заметил, что останки Байрона будут затребованы для Вестминстерского аббатства[85].