Никакие слова не могут описать ужаса и растерянности, в которых я находился, — продолжал Джонатан. — Одиночество внушало мне страх, и потому я решил остаться в клинике. Я полагал, нужно немедленно сообщить властям о твоем исчезновении, но фон Хельсингер и Сивард отговорили меня от этого шага. Они утверждали, что случившееся находится за пределами компетенции полиции. В общем-то, так оно и было. Утратив всякую надежду, я целыми днями не вставал с постели, охваченный неодолимой апатией. Я чувствовал, безумие вот-вот одержит надо мной полную победу и я навсегда останусь его пленником. В одну из длинных томительных ночей ко мне явилась Урсулина. Искушение хоть ненадолго забыть о своей тоске в объятиях этой белокурой дьяволицы оказалось слишком сильным. Я вновь не устоял перед соблазном.
Сознание мое внезапно озарила вспышка, подобная молнии. Со всей очевидностью я поняла, что неприглядная картина, которую мы застали в одной из комнат призрачного особняка, — дело рук графа. Он послал свою приспешницу соблазнить моего мужа, дабы тот окончательно упал в моих глазах. Он был готов на любые ухищрения, лишь бы я поняла — Джонатан недостоин быть отцом моего ребенка. Тот, кого я считала своей единственной любовью, манипулировал мной, как марионеткой. Я ощутила приступ жгучей досады.
«В игре, называемой любовью, не бывает правил, Мина».
Как только голос графа прозвучал в моем сознании, я вспомнила, что он слышит каждое произнесенное нами слово. Пытаться хоть что-то утаить от него не имело смысла, и потому я решила говорить с Джонатаном откровенно и без обиняков. То, что у нашего разговора был свидетель, ничего не меняло.
— Я ни в чем тебя не обвиняю, — заявила я. — Ты стал жертвой могущественных сил, которым не мог противостоять. Но разве ты не боишься меня? Ты ведь видел, что я сделала с Урсулиной.
Губы Джонатана чуть вздрогнули, и я вспомнила, как в прошлом, которое казалось теперь столь невинным и безоблачным, обожала его открытую мальчишескую улыбку. Теперь он улыбался совсем по-другому, как человек, успевший многое пережить и понять.
— Знаешь, Мина, после всех испытаний, выпавших на мою долю, я тоже изменился, — произнес Джонатан. — С тех пор как я узнал, что ты жива и ждешь ребенка, я думаю только о вас обоих. Быть может, я недостоин подобного счастья, но все же я хочу стать настоящим отцом своему сыну. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы с честью выполнить эту обязанность. Иных желаний у меня нет, Мина. Ты можешь меня презирать, сколько тебе угодно, но знай — я не переставал тебя любить.
Признание Джонатана тронуло меня, но сказав, что разделяю его чувства, я погрешила бы против истины. Узы любви, связавшие меня с графом, были невероятно крепки и не шли ни в какое сравнение с заурядными супружескими узами. Но если раньше во всем мире для меня существовал только мой возлюбленный, теперь между нами встал третий. Этот третий рос внутри меня, и, с нежностью думая о нем, я сознавала, что не могу быть совершенно равнодушна к его отцу.
— Я более не та ходячая добродетель, которую ты когда-то полюбил, — сказала я. — Я изменилась и не собираюсь становиться прежней.
— Тебе не было необходимости говорить об этом, Мина. Произошедшие с тобой перемены слишком очевидны.
То, что Джонатан способен разговаривать ироническим тоном, явилось для меня новостью. Впрочем, ирония свидетельствовала о том, что он обрел глубину мысли и проницательность.
— Я тоже стал иным, — продолжал Джонатан. — Теперь я точно знаю, мечты, которым мы предавались в прошлом, никогда не станут явью. Но возможно, реальность, которая нас ожидает, окажется не хуже этих наивных грез.
Огонек надежды мелькнул в глазах Джонатана, и я ощутила, как тени прежней любви ожили в моей душе.
— Я не требую, чтобы ты вернулась ко мне, — донесся до меня взволнованный голос Джонатана. — Но поверь, тебе нужно как можно скорее бежать отсюда. Грядут ужасные события. После того как граф похитил тебя из клиники столь необычным способом, фон Хельсингер уверился в том, что имел дело с вампиром, которого необходимо уничтожить. Не знаю и не хочу знать, кем является граф в твоих глазах и каким образом ему удалось тебя пленить. Я точно знаю одно — что бы здесь ни произошло, ты не должна пострадать. Фон Хельсингер прочел множество трудов, посвященных вампирам, и выяснил, что убить вампира может только серебряная пуля, попавшая прямо в сердце. Сегодня на закате он явится сюда вместе с Сивардом и Годалмингом. Последний, как тебе известно, коллекционирует оружие и славится меткостью стрельбы. Если их планы осуществятся, граф не выйдет отсюда живым.
— Их планы не осуществятся, — пожала плечами я. — Граф бессмертен. Никто и никогда не сможет его убить.
— Фон Хельсингер полагает иначе. Они будут здесь совсем скоро. Прошу тебя, уйдем. Пусть их разбираются между собой сколько угодно. Сейчас ты должна думать только о собственной безопасности и о безопасности ребенка.
В голосе Джонатана звучала мольба.