Влюбленный герцог

Его темные глаза сверкали от негодования и боли. Она подошла к нему и молча коснулась его груди. Он грубо поднял двумя пальцами ее подбородок и требовательно заглянул в глаза.

— Что это — вы передумали? — прорычал он.

В ответ Бел сомкнула руки вокруг его шеи, притянула его к себе и поцеловала в губы. Он обнял ее за талию и начал целовать самозабвенно, с пылким вожделением прямо посреди бального зала, демонстрируя свое желание с почти свирепой страстью.

Вокруг раздавались хриплые крики и свистки, но они были глухи к ним. Никто не заметил их страстного порыва, приняв все за шутку, но Бел мучительно жаждала его, путаясь пальцами в его волосах, раскрывая рот все шире, чтобы принять его гневный, властный поцелуй. Она чувствовала его намерение — преподать ей урок, внушить ей, что она принадлежит только ему. И она хотела одного — сдаться.

Она хотела, чтобы это видели все — царь, его свита и Харриет. Она закончила поцелуй, но держала его лицо в своих дрожащих руках и прижималась лбом к его лбу.

— Отвезите меня домой, — тихо попросила она.

Ей не понадобилось повторять дважды. Он взял ее на руки и вынес из апартаментов Арджила — и нес так до самой кареты.

Она даже не заметила, как кучер и грумы юркнули на свои места. Оказавшись в карете, они опустили занавески и упали друг другу в объятия, а карета мягко несла их по темному городу к Грин-парку.

Он усадил ее на сиденье из кремовой кожи, и они начали ласкать друг друга, путаясь в одежде, ощупывали, гладили, целовали — и не могли насытиться. Карета наполнилась их вздохами и поскрипываньем кожаных сидений. Роберт усадил ее верхом на себя, его горячие руки дрожали.

— Мне весь вечер хотелось этого. Дайте мне эти роскошные… — Он расстегнул лиф ее платья, высвободил груди и зарылся в них лицом. — М-м-м!.. Боже, я могу вас съесть! — простонал он, и его жаркие влажные губы схватили ее сосок.

Бел ахнула, потом испустила тихий смешок, охваченная безумным наслаждением.

Она откинула назад голову, запустила пальцы в его черные волосы, а он, сунув руку ей под юбку, гладил ее бедра, раздвинутые в бесстыдном приглашении.

— Хм… никаких нижних юбок, — выдохнул он.

Она закрыла глаза и улыбнулась хмельной улыбкой, когда он просунул пальцы между ее ног. Целуя ее в шею, он ублажал ее, пока ей не показалось, что она сейчас взорвется от жажды освобождения. Но он остановился на самом краю страсти. Она открыла глаза, потому что он приподнял ее и усадил на сиденье напротив. Глядя на нее с мрачной полуулыбкой, он осторожно прислонил ее к роскошной кожаной спинке и опустился перед ней на колени.

— Роберт…

— Наслаждайтесь, — прошептал он, — и я тоже.

С тихим стоном она закрыла глаза и покорилась его чувственному дару, запутавшись пальцами в шелковистых черных волосах.

Вскоре ее ноги уперлись в край противоположного сиденья, платье было задрано кверху, а сама она держалась за кожаные петли, пока Роберт ласкал ее пальцами и языком. Она приподнялась, двигаясь вместе с ним, и вся ее стыдливость растаяла во влажной духоте летней ночи. Ритм его становился быстрее, удовлетворяя ее страсть, поднимая ее к новым высотам неописуемого блаженства.

Он остановился, руки у него дрожали, когда он потянулся к воротнику рубашки. Чисто выбритый подбородок блеснул в лунном свете.

— Я должен взять вас. Прямо сейчас:

Ею овладела паника. Только не это! Она уперлась руками ему в грудь. Морщась оттого, что приходится ему отказать, она все же надеялась, что он не рассердится.

— М-милый, не в карете. Прошу вас — пусть это будет наша первая ночь, хорошо?

Он откинул голову и испустил стон мучительного желания.

— Ах, мой милый! — прошептала она и, проведя рукой по его телу, обхватила выпуклую твердость, упирающуюся в шелковые панталоны. — Вы позволите, ваша светлость? — кокетливо улыбнулась Бел, взглянув на него. Услышав низкий, страстный стон, она толкнула его на сиденье и приступила к делу.

Карета остановилась перед Найт-Хаусом, и Роберт и Бел вышли, пытаясь держаться с достоинством.

Лакей открыл дверцу кареты, и оттуда пахнуло вожделением. Всю дорогу они бешено ласкали друг друга, и страсть Роберта была неистова.

Пылая ярким румянцем и борясь с нервным смешком, Бел шла, опустив голову, боясь взглянуть на прислугу. Она не сомневалась, что все они и даже лошади знают, чем они только что занимались.

Держа в одной руке туфельки, в другой — ридикюль, она вошла в дом, глядя себе под ноги, прекрасно зная, что вид у нее растерзанный, что и без того низкий лиф разорван, а щеки пламенеют ярким румянцем. При этом чувствовала она себя на редкость прекрасно, и ей не терпелось поскорее улечься в постель.

Роберт выглядел еще хуже. Галстук развязан, расстегнутая рубашка болтается поверх панталон, волосы растрепаны, вид дикий, непристойный и — удовлетворенный. Он молчал, поднимаясь рядом с ней по изогнутой лестнице. Сквозь чулки она ощущала холод мраморных ступеней.

Наверху они остановились и нерешительно посмотрели друг на друга.