— Прошу вашу светлость на два слова, — сурово оборвал его гость.
Ошарашенный, Хоук жестом пригласил его пройти в дом.
— К вашим услугам, сэр. Входите же. Поднимаясь по ступеням, он чувствовал, что сейчас ему достанется. Едва они вошли в кабинет, Хоук сел; он казался себе мальчишкой, учеником Итона, попавшимся на какой-то серьезной проделке. Джентльмен-ученый заложил руки за спину и грозно уставился на него. Лакей вышел, закрыв за собой дверь.
— Позвольте мне приступить прямо к делу, сэр, — начал Альфред. — Я приехал потребовать от вас, чтобы вы либо немедленно женились на моей дочери, либо отпустили ее.
Хоук почувствовал, что во рту у него пересохло.
— Простите?
— Женитесь на Белинде. Когда мы с вами встретились в последний раз, вы заставили меня проглотить весьма горькую правду. Я приехал, чтобы оказать вам такую же услугу. Вы считаете себя человеком чести — так поступите же честно.
Хоук выслушал старика и, прежде чем заговорить, тщательно обдумал свои слова.
— Осмелюсь заметить с полным уважением к вам, сэр, что Белинда совершенно счастлива в качестве моей любовницы. Ее берегут и лелеют. Ей ничего не нужно. Я забочусь о ней.
— Вы — без сомнения, но не моя дочь. Белинда — молодая леди, воспитанная в благородных традициях. Она никогда не будет счастлива в качестве содержанки. Ей нужно от жизни больше.
Хоук встал и высокомерно посмотрел на Гамильтона с видом величественного негодования.
— Мой добрый сэр, я покровительствовал вашей дочери и был безрассудно щедр к ней, в то время как вы оставили ее в бедности, вынудив разными способами добывать себе пропитание. Так что прошу вас воздержаться и не диктовать мне, что нужно Белинде.
— Вы не сделаете из моей дочери продажную женщину!
— Откровенно говоря, сэр, Белинда сама продала себя, и она торговала собой до того, как я ее встретил. Не смотрите на меня так, словно это я опозорил ее, — во всей этой истории я был ее спасителем.
— Не бескорыстным, ваша светлость, не бескорыстным. Хоук опустил глаза, сердце у него колотилось от негодования и стыда.
— Боюсь, это невозможно. Нам хорошо так, как есть.
— А какая жизнь уготована Белинде, когда вам перестанет быть с ней «хорошо», надменный вы глупец? Когда вы натешитесь ею? Когда она раздастся оттого, что забеременела от вас? — сурово спросил старик. — Я знаю таких мужчин, как вы, сэр. Вы расплатитесь с ней и выгоните вон, как только вам на глаза попадется очередное хорошенькое существо. Моя дочь не шлюха, и, ей-богу, никому не известно это лучше, чем вам! Она была невинной девушкой, когда на нее напали. Она сделала то, что сделала, чтобы выжить!
— Я не тешусь ею, — спокойно возразил Хоук, уставясь в пол. — Вышло так, что я полюбил вашу дочь.
— Да, молодой человек, я верю, что это так и есть. — Старик внимательно взглянул на него. — Вы рисковали жизнью, чтобы сокрушить ее врагов. Но как же можно остановиться на этом? Нужно идти до конца, Хоуксклиф. Вы должны на ней жениться. И я думаю, что в глубине души вы понимаете это не хуже меня.
— Это не так-то просто.
— Почему?
— Из-за того, кто я.
— О да, вы — образчик всех совершенств, воплощение мужской добродетели. Мистер Герцог, прокладывающий себе дорогу на самый верх, не так ли? И что значит для вас жизнь какой-то молодой девушки или сердце, которое придется растоптать по дороге?
— Что бы ни случилось, я буду о ней заботиться.
— Пока это не станет для вас неудобным. Пока вы не женитесь на какой-либо испорченной светской девчонке, которая запретит вам видеться с Белиндой. Свое доброе имя вы любите больше, чем мою дочь. Честно говоря, ваша светлость, после всего, что слышал о вас, я ожидал от вас большего. А вы покинули Белинду в беде — в точности как это сделал я и молодой Мик Брейден.
— Нет, я ее не покинул! — возразил Хоук неискренне. На самом деле он чувствовал себя так, как если бы его с размаху двинули в живот, потому что в ушах у него прозвучал ее тихий шепот: «Все предают меня, Роберт».
«Я не предам вас», — поклялся он тогда.
— У меня очень широкая сфера деятельности, и на мне лежит множество обязанностей, — с жаром продолжал он. Он не мог поверить, что этот беспечный дуралей заставил его защищаться. И кроме того, его объяснения ему самому показались весьма жалкими. — Я должен жениться ради своей семьи. Видит Бог, я не могу жениться на своей любовнице. Скандал потрясет всю партию. Так никто не делает!
— И это образчик совершенств, человек принципов, который склоняется перед диктатом какого-то пособия по этикету, вместо того чтобы поступать по велению сердца!
— Прошу вас, сэр, не оскорбляйте меня в моем доме.