Влюбленный граф

– Никому не рассказывайте, но я всегда полагала терпение переоцененной добродетелью в таких делах. Мне кажется, нет ничего предосудительного в порывах энтузиазма при встрече с новыми вызовами – такими, как прекрасная музыка.

Виктория неизменно испытывала предвкушение и волнение, приступая к разучиванию нового произведения, особенно такого техничного, как двадцать первая соната Бетховена, и вдохновенно музицировала, забывая обо всем.

– Я не скажу Нику, – хихикнул Кейд, – его уж точно шокировало бы, что моя гувернантка настраивает меня бунтовать против одной из семи добродетелей.

Мисс Найт чуть наклонилась к нему:

– Давайте сделаем это нашим с вами секретом? Можем вместе быть бунтарями.

Робкая улыбка Кейда согрела Викторию лучше любого камина.

– Я так рад, что вы приехали сюда, – произнес мальчик, отвернувшись от нот. – Меня иногда задевает чрезмерное беспокойство Ника на мой счет. Однако, похоже, ваше присутствие успокаивает его. Хотя, конечно, я не нуждаюсь ни в чьем надзоре, – спешно добавил он. – Я не дитя.

– Поистине так, – абсолютно серьезно подтвердила Виктория. – Совсем наоборот, с каждым днем я замечаю все больше седых волос на вашей макушке.

Кейд рассмеялся.

На самом деле он был всего лишь мальчишкой, притом очень чувствительным. Стоило Виктории подумать о злодействе, которое над ним совершили, и ей хотелось то ли плакать, то ли роптать на небеса. Она представить не могла, как люди способны причинить такой вред ребенку. Они же чуть не убили его. Впрочем, Виктория на собственном опыте убедилась, что жестокость и злоба проникают даже в высшие слои общества.

Кейд вернулся к игре на рояле.

Они находились в семейной гостиной, ожидая, пока остальные присоединятся к ним после ужина. Это уже вошло в привычку – проводить время за роялем, пока накроют стол к чаю и все семейство соберется в комнате.

За работу Виктория принялась с чувством мрачной решимости. Она не могла бросить Кейда после жуткого рассказа Брадена. Впрочем, еще мисс Найт обнаружила неожиданную неспособность отказать Арнпрайору. Граф был явно потрясен злоключениями брата; ярость и горе охватили его. Он проявлял впечатляющую сдержанность, но волнение скрыть не удавалось. Очевидно, Ник винил себя в произошедшем с мальчиком и не знал, как поступить в сложившейся ситуации.

Поэтому на вопрос, согласна ли Виктория остаться, она ответила утвердительно. Мисс Найт не могла отвернуться от Кендриков, когда им так необходима была ее помощь. Даже если это подразумевало остаться в удаленном старом замке посреди шотландских гор, в окружении самых необычных мужчин, каких ей только доводилось видеть.

Почти две недели прошло с тех пор, как она приехала в Кинглас. Алек отбыл в Глазго вместе с Браденом. Граф оказался верен своему слову: близнецы прекратили ей докучать, Ройал слегка обуздал свой тяжелый нрав, и даже мистер Макдоналд будто перестал плести интриги.

Случилось это главным образом из-за преданности Кендриков Кейду. Когда Арнпрайор объявил, что присутствие Виктории необходимо для восстановления здоровья мальчика – пусть она и чужачка-англичанка, – семейство было вынуждено взять себя в руки.

Кейд слегка споткнулся, когда начал играть рондо.

– Пианиссимо, – тихо произнесла Виктория. – Эта часть гораздо деликатнее, почти как танцевальная музыка. – Она протянула левую руку и сыграла несколько нот для примера.

– О, ясно. Значит, нужно усиливать звук к финалу, так?

Мисс Найт улыбнулась:

– Именно так. Попробуйте снова.

Вот теперь он все правильно уловил. Виктория в восторге смотрела, как его пальцы летали над клавишами, легко справляясь с быстрыми гаммами. Эта композиция давалась с трудом гораздо более опытным музыкантам, но Кейд мчался по нотам без заминки, вкладывая в исполнение всю душу.

Она одобрительно зааплодировала, когда прозвучали последние ноты.

– Великолепно, Кейд. Вы справитесь с сонатой за рекордные сроки.

Мальчик повернулся к ней, с горящими от удовольствия голубыми глазами, так похожими на глаза графа. Как только Кейд садился за рояль или брался за скрипку, он забывал обо всем, в том числе о полученной травме. Прогресс был налицо.

Да и к самой Виктории вернулись покой и целеустремленность, которых ей недоставало с той ужасной ночи в доме Уэлгейтов.

– Благодарю вас, – проговорил Кейд. – Я люблю Бетховена, а эта соната особенно чудесна. Как прекрасно, должно быть, творить такую красоту! Если б я мог писать музыку…

– Вы уже пытались?

Кейд нахмурился.

– Пожалуй, я никогда не задумывался об этом. Кроме того, я не настолько одарен.

– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь.

– Вы когда-нибудь писали музыку?

Виктория поморщилась:

– Да, и я определенно не обладаю талантами в этой области. Результаты были отвратительны. – О чем ей сообщили как собственные уши, так и одна из школьных учительниц музыки. – Мое предназначение – учить музыке.

– Но вы замечательный музыкант.