Влюбленный лэрд

– Конечно, и ты еще сомневаешься! Ты выглядишь оч-чень муж-жественно, когда говоришь на броуге.

Лахлан от нее как-то внутренне отстранился, Лана это сразу почувствовала. Черт, она слишком быстро перешла от обороны к нападению!

– Так вот я…

– Знаешь, – поспешно перебила его она, – дети от тебя в полном восторге.

Ловкий ход, он сразу сбил его с толку.

– Правда?

– Ты держался молодцом. Твоя выдержка и терпение просто удивительны.

– Ничего удивительного тут нет. Мне очень понравилось проводить с ними время. Я сам рос сиротой, их переживания мне близки и понятны.

– О боже! – Как она могла об этом забыть? – Теперь я понимаю. Я очень люблю Даннета за то, что он приютил их всех. Мало кто из лэрдов любит сирот. Их гонят отовсюду прочь.

– Как им не стыдно? Позор!

– Да. – Лана потупилась. – Как герцог ты смог бы многое сделать для сирот. Помочь им, чтобы у них было жилье, одежда, обучить грамоте.

Ей стало тоже немного стыдно, по его виду она догадалась, что он уже подумывал о чем-то подобном. Ловко уведя разговор в сторону, она неожиданно затронула больную для него тему – тему сиротства. Теперь не он, а она вела его, погруженного в свои мысли, по саду.

– Думаю, эта затея не потребует слишком много денег, – задумчиво пробормотал он. – Выстроить приют, школу. Определить жалованье смотрителям и учителям.

– Конечно, нет. – Лана незаметно направляла его в сторону знакомой беседки.

– Разумеется, не столько, во сколько мне должно обойтись восстановление замка.

– Конечно, меньше.

– Если эта затея удастся, то и в дальнейшем потребуются деньги на ее поддержание, гм, после того, как меня не станет. Это крайне важно.

– Да, это важно, – согласилась Лана.

– После моей смерти все мое имущество должно вернуться короне. Но у меня есть личные средства, которыми я волен распоряжаться по своему собственному усмотрению. Гм, можно будет пустить их на создание фонда, чтобы дети-сироты были на его попечении.

– Это было бы очень великодушно с твоей стороны.

Они вошли в беседку. Лахлан глубоко вдохнул густой аромат растущих рядом цветов.

– Для начала можно будет продать лондонский дом и мои конюшни.

– Нет, нет, не надо продавать конюшни! Ты же обожаешь лошадей.

– Но у этих детей вообще ничего нет, а у меня и так намного больше, чем мне нужно. Ну зачем мне после кончины лошади и конюшни? – Лахлан грустно улыбнулся, и от его печальной, полной покорности улыбки у Ланы защемило сердце. Его великодушие, печаль, убежденность в своей смерти – все вместе растрогало ее до глубины души.

Как же ей хотелось в этот миг его утешить, приласкать!

Все мысли о том, что его следует соблазнить, исчезли как дым – надо было во что бы то ни стало стереть с его лица выражение полной безнадежности и уныния.

Лана нежно погладила его по щеке:

– Лахлан, ты самый хороший человек, которого я когда-либо встречала. Я верю, что все, что ты намерен сделать для детей, будет оценено по достоинству. После того, как ты уйдешь, твоя доброта надолго останется в людской памяти.

Она села на скамью, и он рядом с ней.

– М-да, хочется, чтобы обо мне помнили.

– Конечно, о тебе будут помнить.

Лана мягко поцеловала его в краешек рта, а он ответил так же нежно, и ей это очень понравилось.

– Ты будешь помнить обо мне?

Его вопросительный и серьезный тон опять резанул ее по сердцу словно бритвой.

– Я никогда не забуду тебя, Лахлан. – Она прошептала это так, что нельзя было сомневаться в ее искренности. – Никогда.

Он, увлеченный ее красотой, нежностью, ее неподдельной заботой о нем, внимательно взглянул на нее.

У него перехватило горло. Боже, как же он ее любил!

Неужели он всерьез думал, что им следует расстаться? Как он мог полагать, что у него хватит сил – вот так взять и уйти от нее? Глупец!

Лана снова поцеловала его в нос, подбородок, шею, непрерывно шепча ему на ухо:

– Никогда, никогда, никогда.

Когда она опустилась перед ним на колени, он слегка напрягся от предвкушения чего-то необычного.

Лана была шотландской девушкой и кое-что знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Однако он не подозревал о том, как много было ей известно. Пока она расстегивала пуговицы на его брюках, Лахлан терзался сомнениями, не остановить ли ее. У него еще был шанс это сделать, но тут она нежно взялась за край его плоти, и земля поплыла у него под ногами. Поздно.

Она нагнула голову, и ее пушистые волосы ласково коснулись его кожи. Это было настолько божественно, что от остроты ощущений у него остановилось дыхание.

Еще можно было ее остановить, остановить, остановить во что бы то ни стало – эта мысль пульсировала в его сознании, но у него не было сил.

Ее теплые губы ласково коснулись его естества. Чтобы сдержаться и не застонать от наслаждения, Лахлан стиснул руки в кулаки. Кроме того, нельзя было торопиться, чтобы не напугать ее.

Надо было дать ей время привыкнуть и освоиться. Она осторожно лизала, сосала, касаясь лицом его тела. Это было одновременно и мучительно, и до ужаса приятно.

Когда она тихо застонала, видимо, тоже от возбуждения, не в силах больше терпеть эту пытку, он нежно обхватил ее голову и показал ей, что надо делать.