От грудей он перешел к ее чудесному мягкому животу. Он словно открывал для себя ее тело, полное загадок и неизъяснимой прелести. Насладившись ее животом, он сполз еще ниже, опустив голову прямо между ее ног. Лана послушно их раздвинула. Лахлан чуть приподнялся и похотливо посмотрел на нее, но и в ее взгляде уже не было ничего невинного, в ее глазах светилось неуемное жаркое вожделение. Он принялся лизать плоть между ее ног. Девушка застонала, завыла дико, утробно и судорожно обхватила его голову бедрами, прижимая его к себе и совершенно не собираясь отпускать.
Лахлан знал, насколько совершенны подобные ласки, и продолжал их с удвоенным пылом. То, что вырывалось из ее горла, уже нельзя было назвать ни стоном, ни криком, ни воем, это уже был чистой воды рвущийся наружу экстаз, и его чуткое ухо сразу уловило новую тональность. Если у него и оставались еще какие-то сомнения, то ее жадные пальцы, вцепившиеся ему в волосы, лучше всяких слов говорили о близости последнего момента. Стремясь усилить эффект, Лахлан принялся помогать себе пальцами, просунув их внутрь. Он тоже почти ничего не соображал. Он походил на взбесившегося от любовного нетерпения жеребца, покрывающего кобылу. В нем проснулся дикарь, и это новое для него состояние было не менее восхитительным, чем сама любовная схватка с этой чудесной, удивительной девушкой, которая уже вся тряслась от возбуждения.
Не в силах больше терпеть, он приподнялся и, глядя прямо ей в лицо, вошел в нее. Ее глаза раскрылись то ли от удивления, то ли от удовольствия, и она сама всем телом прижалась к нему, стремясь сделать их соитие более близким и плотным.
– Да, да, да, – повторяла Лана, подхлестывая его и воспламеняя еще сильнее.
Хотя у Лахлана в голове все перемешалось, он удержался и не стал торопиться. Он опустился на нее, погрузившись до предела. Ее горячее влажное лоно с радостью его приняло.
И тут он сорвался. Привстав, он снова вошел в нее, на этот раз грубо и сильно, потом снова и снова. Это было божественно чудесно, потому что Лана, благодаря его искусным ласкам, была готова к столь яростному соитию.
Если он был диким шотландским воином, то и она ни в чем ему не уступала. В ней проснулась разбуженная им страстная, полная огня и жаждущая любви женщина.
Лана пошире раздвинула ноги, чтобы ему было удобнее совершать его свирепые атаки на ее тело, и для верности даже схватила его за ягодицы, чтобы в момент наибольшего соития еще помогать ему, прижимаясь к нему изо всех сил, словно желая слиться в одно целое. На Лахлана накатывали волны наслаждения; начались блаженные спазмы, от которых сладко замирали сердце и душа. Его движения стали еще быстрее, еще сильнее и глубже.
Дикие, животные стоны Ланы лишь подогревали его пыл.
Между ними проскакивали искры, возбуждение нарастало в каждом из них по отдельности, и в то же время оно было общим, оно соединяло их, усиливаясь с каждым мгновением.
Наконец возбуждение достигло апогея, перед глазами Лахлана закрутились разноцветные круги, он взорвался и, без сил упав на Лану, какое-то время лежал, сотрясаемый волнами экстаза.
Внутри его разлился божественный свет, его сердце переполнило удивительное тихое блаженство.
Одновременно с ним точно такой же миг блаженства пережила и Лана. И этот миг соединил их души. Не навечно ли?
Наконец они успокоились, их дыхание выровнялось. Лана лежала, тесно прижавшись к его груди.
А Лахлан вдруг вспомнил о презервативе, и ему стало страшно.
Что он наделал? Как же ему теперь быть?
Он растерянно посмотрел на нее. В голове у него царил полный бедлам. Его тревога и испуг не остались незамеченными.
– Что случилось? – спросила Лана, облокотившись на локоть и ласково поглаживая его ладонью по щеке.
– Что я наделал?! Не надо было нам так увлекаться.
Его волнение передалось и ей.
– Я сделала что-то не так? – с беспокойством спросила она.
Ее вопрос дошел до него не сразу, а когда это произошло, он чуть было не рассмеялся.
– Не так? Нет, нет, дорогая! Все было превосходно, даже чудесно. Ты тут ни при чем.
– Значит, тебе понравилось? – Лана почти успокоилась.
– Еще бы. Я был на седьмом небе от счастья. Мне только следовало быть… гм… более осторожным.
– Зачем? – Лана нахмурилась. – Я же говорила тебе: шотландцы не страдают робостью. А твое безумство, ярость, неистовство, о, я от них в полном восторге!
– Я имел в виду вовсе не это. Я совсем забыл о предосторожностях.
– О каких предосторожностях?
– О предупреждении… ну чтобы не было ребенка. У меня есть кое-что, но я совсем забыл об этом.
– Дурачок, и из-за таких пустяков ты так волнуешься?! – Лана погладила его, как маленького ребенка.
– Лана, ты не понимаешь. Дело в том, что я не могу иметь ребенка. Если у меня родится сын, то он, как и я, будет страдать из-за нашего родового проклятия.
– Сколько раз можно тебе повторять, не верю я в твое проклятие.