Верно, она уже не раз пыталась его уверить, что не существует никаких проклятий. Но, к его сожалению, проклятие существовало, и, в отличие от нее, он не мог в него не верить. Проклятие Синклеров висело над его головой, а также над головой его гипотетического наследника, как дамоклов меч. От мысли, что его сын будет страдать так же, как и он, у Лахлана защемило сердце.
Он нежно обхватил голову Ланы и, глядя ей прямо в глаза, тихо сказал:
– Как бы ты ни пыталась меня уверить в обратном, но все-таки будет лучше, если мы с тобой больше не будем так забываться. Если ты родишь от меня сына, это будет ужасно.
От высказанной им вслух такой простой и такой чудесной мысли у Ланы стало светло и тихо на душе. Действительно, что, если она родит от него сына?! Как же это прекрасно! А он отчего-то страдает и мучается, причем все его переживания явно отражаются на его лице.
– Лахлан, что ты говоришь? Ребенок – это дар божий. Если бы мне выпало такое счастье родить от тебя малыша, ты не представляешь, как я была бы счастлива!
Лицо Лахлана стало очень серьезным и даже мрачным. Как он ни пытался ей втолковать, она никак не хотела его понять.
– Ребенок будет так же проклят, как и его отец.
Она вопросительно вскинула брови:
– Постой, ты утверждаешь, что все сыновья в вашем роду подвержены проклятию?
Ну наконец-то до нее кое-что дошло.
– Да, все первенцы в роду.
– Ага, то есть наследники герцогского титула.
– Вот именно.
– Только законнорожденные, так?
Что-то больно кольнуло его в сердце, он замялся:
– Да…
Лана улыбнулась и с облегчением вздохнула, кладя голову ему на плечо:
– Ну тогда все замечательно. Все очень просто. Я могу родить от тебя сына, и для этого мне вовсе не надо выходить за тебя замуж.
Лахлану вдруг стало обидно до слез. За кого она его принимает?! Он обнял ее и чуть отстранил от себя, чтобы посмотреть ей в лицо:
– Любимая, не обижай меня. Разве так можно?
Но на ее лице, к своему огромному удивлению, он увидел не страх, не волнение, а настоящую, радостную улыбку. Она улыбалась, чем окончательно вывела его из себя.
– Дорогой, неужели тебе не ясно? Если я понесу ребенка и если родится мальчик, а я не выйду за тебя замуж, то по закону он не будет считаться твоим наследником.
Ход мыслей Ланы совсем ему не понравился, но она никак не могла остановиться.
– И тогда на нем не будет никакого проклятия. Видишь, как все просто. – Явно радуясь такому выводу, Лана энергично взмахнула рукой.
Однако Лахлану это показалось полной чепухой.
– Послушай, но проклятие ведь остается в силе. Оно все равно коснется нашего сына.
Нашего сына? У Ланы сладко защемило сердце, и она снова ему улыбнулась:
– Не коснется. Проклятия действуют очень точно, а не как попало.
– Ты так говоришь, потому что не веришь в проклятия, – возразил он.
– Да, не верю. Но зато тебе сразу станет легче, если ты будешь знать, что я за тебя не выйду.
Легче, конечно, ему не стало, напротив, внутри даже появился неприятный осадок. Принять ее предложение было бы недостойно и неблагородно.
– Если у тебя будет ребенок, я женюсь на тебе.
– Пф, – фыркнула Лана.
Что за чудачества? Неужели она против?
– Лана, ты выйдешь за меня, так поступают все женщины.
– Пф.
Вот упрямая чертовка! Но какая она все-таки очаровательная, просто прелесть! Одно ее слово, а против ничего и не возразишь. И глупо, и смешно. И ничего нельзя поделать.
– Нет, ты должна выйти за меня.
– Не выйду, отстань. – Она упрямо выставила вперед подбородок, но в ее мимике было столько очарования, что сердце Лахлана сразу растаяло. Он принялся ее уговаривать:
– Послушай, дорогая, что тогда с тобой будет? Не замужем! С ребенком на руках! Тебя будут избегать, ну сама понимаешь, о чем я говорю.
– Какой ужас! А впрочем, все это чепуха!
От удивления Лахлан не знал, что сказать. Как ни был он далек от реальности, но о тяжелых судьбах одиноких матерей, живущих в Лондоне, он знал не понаслышке. Да и не только в Лондоне.
– А где ты будешь жить?
– У моего отца с моей сестрой Сюзанной. Она одна воспитывает дочку. Мужа у нее нет. Мы будем растить детей вместе.
Лахлану это сразу не понравилось. Она принадлежала ему, она доверилась ему…
Но тут он вспомнил о своей скорой смерти. Согласно предсказанию, он должен был умереть через девять месяцев.
Ему стало невыносимо тяжело. Неужели ему не суждено увидеть своего сына? Он не сможет даже подержать его на руках, приласкать его…
Лахлан попытался утешить себя мыслью, что пока никакого ребенка нет и, скорее всего, не будет. Так что горевать ему, в сущности, не о ком. Рассуждать об этом было легко, но на душе у него по-прежнему было невыносимо тоскливо. Ведь все могло быть иначе: через девять месяцев у него мог бы родиться сын… Ладно, пусть даже так. Но все равно ему не быть вместе с Ланой. В любом случае через девять месяцев его прах будет покоиться в холодной могиле, а его душа – корчиться в муках в адском пламени.
Оставалось одно небольшое утешение. Учитывая Ланин удивительный дар, он, может быть, будет встречаться с ней и общаться и после смерти. Но это, скорее всего, будет совсем другое общение.