Влюбленный пленник

Принадлежать к благородному палестинскому семейству, соперничающему с кланом Хусейни, одна из ветвей которого дала миру Ясира Арафата, это ведь тяжкий груз для потомков? Некоторые члены семьи Набили, которых извиняла лояльность к прямому потомку пророка (королю Хусейну), становились королевскими чиновниками. А она сама? Она была, без сомнения, самой красивой девушкой королевства, это еще до открытой войны с Хусейном, когда военные базы фидаинов угрожали только Израилю. Это были откровенные забавы сильных мира сего, знатные семейства воевали друг против друга, ссорились или делили власть, а именно ресурсы страны, под равнодушным взглядом османов. Они еще могли позволить своим детям бунтовать, но только не против привилегий – должен заметить, что ни одно семейство сеидов, потомков Пророка, налогов не платило. Имелись еще богатые семейства плебейского происхождения, если у них были в наличии должности, земли, деньги (еще надо сказать, что ни один наследник не отказался от наследства, каким бы сомнительным ни было его происхождение, пусть даже оно получено в результате преступных деяний); потомки возмущались, когда их крестьяне, став воинами, погибали от рук чужих, евреев или бедуинов Хусейна. Но если говорить о чувствах этих потомков, следует отделять благородство, унаследованное от предков, от того, что появлялось на свет, когда в результате мятежей и восстаний рождалось новое дворянство, приобретенное военной службой. Волею обстоятельств, которые так часто насмехаются над человеком, мне довелось встретить одного араба, не слишком богатого, но имеющего, тем не менее, в доме сторожа, так он укорял другого араба такими словами:

– Тебе не стыдно так разговаривать с моим сторожем? Я его хозяин. Если он тебе что-то сделал, я буду его ругать, а не ты. Ведь ты не его хозяин.

Знатные семейства бывали оскорблены, когда евреи ранили их крестьян, возможно, из чувства патриотизма, сострадания, или предвидя грядущие неприятности, но главным образом из-за того, что чужак осмелился коснуться их собственности.

Все эти семейства также, а порой и в большей степени, являлись потомками Мухаммеда, что было необходимым условием принадлежности к знати, и в Марокко мне довелось увидеть два генеалогических древа одного главы семьи. Одно из них восходило к Мохаммеду, чье имя в верхней части дворянской грамоты было выведено золотыми буквами или припудрено золотом, а другое к Ибрагиму, имя которого, написанное фиолетовыми чернилами, тоже было припудрено золотом; когда в Палестину вторглись жестокие крестоносцы, эти мусульманские семейства уже давно жили там. Для палестинской знати Лузиньяны были жалкими бандитами из Пуату, а их женщины – шлюхами, ввязавшимися вслед за ними в эту авантюру; арабские принцессы сравнивали их с потаскухами из борделей, которые уезжают за принцами пустыни, спят вповалку в одной палатке, на золоченых поясах носят привязанные кастрюли, чашки, чайники.

Набиля не знала, кто такие Лузиньяны, и, конечно же, не знала о легенде, в которой повествуется о странном исчезновении под видом крылатого змея. Возможно, в «Химерах» говорится о жене Ги де Лузиньяна? Эта банда франков, ставшая королевской династией Иерусалима и Кипра, в течение двух столетий была связана корыстными и любовными интересами с мусульманской знатью и их дочерьми. В зависимости от того, были ли они блондинами или брюнетами, палестинцы уверяли с улыбкой, что ведут свое происхождение от Али, Фатимы, Фридриха II Гогенштауфена, Ги де Лузиньяна, и это так прекрасно вписывалось в легенду, то есть, в Историю, что было бы глупо от этого отказываться. В Палестине и в Ливане линии родов идут от нормандцев к сыновьям Саладина, перемешиваясь с еврейской и персидской кровью, и это продолжается непрерывно, безостановочно. Набиля родилась в мусульманской семье. В июле 1984, оказавшись в Аммане, я не пошел к дому ее родителей в центре города, но надеюсь, что он стоит по-прежнему, старый, очень красивый, с большим садом. Именно там в сентябре 1970, я и познакомился с Набилей.

Она, работавшая врачом в вашингтонской клинике, услышав по американскому радио о резне, села в самолет, добралась до миссии Красного Креста и остается там по сию пору.

Приступая к этой части своей книги, я пытался узнать, удалось ли этим семьям уцелеть, находясь на важных должностях в палестинском сопротивлении. Вот что сказала мне Лейла, дочь мадам Шахид:

– Все эти главы общин уже не те, что прежде, никакого авторитета, никакого величия. Когда Арафат назначает кого-то на важный пост, он выбирает из знатных, даже знаменитых семейств, чтобы показать преемственность борьбы против захватчиков, это как преемственность истории, которая тоже, словно пунктирами, отмечена сражениями и подвигами знаменитых и старинных семейств. Ничего другого Арафат от них и не требует. Да он бы и не позволил им ничего другого.