Влюбленный странник

Положив трубку, она поблагодарила человека, который привел ее сюда. Вернувшись в зал и следуя к двери, Сорелла обернулась и посмотрела на сцену. Все по-прежнему ждали, застыв там, где стояли. Только Брюс нервно бегал туда-сюда.

Сорелла вздохнула. Ей хотелось остаться и узнать, что же случилось. Она знала, как важно для Рэндала, чтобы Люсиль сделала то, чего от нее ожидают. Но что-то явно шло не так. Сорелла вздохнула. Не имело смысла ждать. Хоппи велела приехать немедленно, и голос ее звучал нервно, резко, как всегда, когда она была чем-то взволнована или расстроена.

«Я должна вернуться домой», — подумала Сорелла и решительно направилась к выходу. Жаль, что Рэндала здесь нет, — ей хотелось увидеть его, прежде чем она уедет.

Глава четырнадцатая

Войдя в гримерную, Эдвард сделал Мэгги знак, означавший, что он хочет остаться с Люсиль наедине.

— Нет времени… — начала было Мэгги, но Эдвард перебил ее.

— Проваливай! — рявкнул он, и Мэгги, бормоча себе под нос проклятия, вышла в коридор и захлопнула за собой дверь с многозначительным грохотом.

Люсиль посмотрела на Эдварда и удивленно подняла брови.

— Что-то случилось?

— Да, — коротко ответил Эдвард.

Люсиль положила футляр с гримом, который держала в руках.

— В чем же дело?

Эдвард подумал о том, что в голосе ее звучат непривычные настороженные нотки.

— Если говорить напрямик, дело в тебе, дорогая, — выпалил он. И с удивлением отметил, что на лице Люсиль появилось выражение облегчения. — Ты плохо играешь, милочка, — продолжал он. — И я не единственный, кто это заметил.

— Плохо? — Люсиль вскочила на ноги. — Они не могут так говорить. Я знаю текст слово в слово, я в точности делаю все, что говорят Брюс и Рэндал.

— И это все, — сказал Эдвард. — Ты даешь им все, что они просят, но ничего сверх этого. И мы с тобой оба знаем, что этого недостаточно. Мы это знаем, а сегодня вечером об этом узнает и английская публика. Я не узнаю тебя, Люсиль!

— Что за чушь ты несешь! — зло воскликнула Люсиль.

Эдвард, вздохнув, засунул руки глубоко в карманы и позвенел мелочью. Он ждал. Он прекрасно знал, что с Люсиль молчание иногда оказывалось куда эффективнее слов. Она настолько привыкла к тому, что люди вокруг нее постоянно говорят, привыкла слышать собственный голос, что тишина требовала от нее повышенного внимания, в то время как даже в громкоговоритель до нее не всегда можно было докричаться.

Она прошлась по гримерной. На Люсиль был льняной халат, который она всегда надевала, прежде чем накладывать грим. Халат сиял белизной, был идеально выглажен, и его скромная строгость делала Люсиль совсем юной. Она была похожа на маленькую девочку, готовящуюся к конфирмации. Но тут Люсиль резко повернулась к нему, и он увидел на ее лице такую тревогу и беспокойство, каких никогда не видел за все долгие годы знакомства.

— Люсиль, детка, что случилось? — спросил Эдвард тихим, ласковым голосом.

Люсиль затравленно поглядела на него, затем сложила руки странным жестом, словно заламывая их.

— Я не могу сказать тебе, Эдвард.

— А теперь послушай, дорогая. Если тебя что-то тревожит или у тебя неприятности, предоставь это дело мне. Я здесь именно для того, чтобы присматривать за тобой, отгонять волков — кто бы ни были эти волки.

Люсиль издала звук, представлявший собой нечто среднее между смешком и всхлипом.

— Это дело совсем другого рода, Эдвард.

— Я подумал, может быть, Рэндал…

— Нет, нет! — вскрикнула Люсиль. — Это не Рэндал! Ничего подобного.

Она была почти в истерике, и Эдвард, протянув свои огромные руки, заключил Люсиль в объятия.

— Ну же, послушай, детка. Ты должна рассказать папочке, что тебя тревожит. Не важно, что это. Я все исправлю, обещаю тебе. На свете мало вещей, которые я не мог бы сделать, если твердо решу.

— Но этого ты не можешь исправить, — едва слышно проговорила Люсиль.

На секунду она, казалось, размякла, согретая теплом его надежных объятий. Люсиль положила голову на плечо Эдварда, но затем вдруг быстрым нервным движением оттолкнула его от себя и, подойдя к туалетному столику, упала на стул и уставилась на собственное отражение в зеркале.

Даже в тревоге и отчаянии она была красавицей. Сама Люсиль, вероятно, ожидала увидеть потухшие глаза и бледное осунувшееся лицо, но нет — она по-прежнему была хороша. В ее больших влажных глазах была глубина, а губы вовсе не были искажены внутренней болью, а казались соблазнительными.

— Ну же? — раздался за спиной голос Эдварда.

И неожиданно Люсиль вдруг решилась.

— Что ж, если ты хочешь знать правду, ты ее услышишь. Я убила человека!

— И как же ты это сделала?

— Убила! Ты понимаешь? Я убила его!

Эдвард вынул руку из кармана и почесал нос.

— Это кто-то, кого я знаю? — поинтересовался он.

Губы Люсиль на секунду сжались.

— Мой муж, — выпалила она затем.

Только сейчас ей удалось по-настоящему ошеломить Эдварда Джепсона.

— Твой муж, — медленно повторил он. — А теперь давай с самого начала, дорогая. Где ты его раздобыла и как его имя?