Лидия взяла под руку Мирославу, потом Мориса: — Пойдемте, я кое-что вам покажу.
Она привела их в самый дальний угол павильона: — Что вы скажете об этом?
Детективы увидели перед собой довольно большое полотно с изображением… дракона. Оба замерли, не в силах оторвать взгляд от маленьких злобных глаз и распахнутой пасти чудовища, из которой вырывался ярко-алый огонь.
— Хорошо, что у него только одна голова, — обронил Морис.
— У каждого из нас свой дракон? — проговорила Мирослава скорее утвердительно, чем вопросительно, и, обернувшись, взглянула в лицо художницы.
Та молча кивнула.
— А почему картина в самом дальнем углу? — спросила Мирослава.
— Устроители выставки, как бы это помягче выразиться, — Лидия сделала паузу, — просили не портить общее светлое впечатление.
— Понятно… «Все хорошо, прекрасная маркиза».
— Иными словами, если сделать вид, что в мире не существует зла, то оно как бы и впрямь перестанет существовать? — спросил Миндаугас.
— По крайней мере, наверное, именно так думают устроители выставки, — ответила Лидия.
— Увы, не они одни, — подвела итог Мирослава.
Лидию кто-то окликнул, и она, извинившись, ушла.
— Что вы думаете об этом драконе? — спросил Морис.
— То, что он есть в каждом из нас. В ком-то в виде крохотного смешного дракончика типа мультяшного, а некоторые умудряются раскормить его своими поступками и потаканием порокам до непомерных размеров и в результате получают вот такое чудовище, — Мирослава кивнула на холст, — и уже не люди властвуют над драконом, а он над ними.
Неожиданно возле них материализовалась Виктория:
— И как вам Лидия? — спросила она вкрадчивым голосом.
— Интересная личность…
— По-моему, она очень талантлива, — заметил Миндаугас.
Виктория кивнула.
— И что же ты, тетя, скрывала от нас такое сокровище? — спросила притворно сурово Мирослава.
— Да я и не скрывала, просто не было повода говорить о ней подробно, — пожала плечами Виктория.
Подошел Игорь, муж Виктории. Он был на шестнадцать лет моложе супруги, которую обожал и буквально сдувал с нее пылинки.
Разница в возрасте с Мирославой и Морисом у него была всего 5 лет.
— Привет, племянница, — улыбнулся Игорь и чмокнул Мирославу в щеку.
— Привет, дядюшка, — улыбнулась в ответ Волгина.
С Морисом Игорь обменялся рукопожатием. Приобнял за плечи свою жену и весело спросил всех троих: — И как вам выставка?
Сошлись на том, что картины впечатляют и западают в душу. Вышли из павильона вместе, распрощались, Игорь усадил Викторию в белую «Ауди» и сел за руль. Мирослава с Морисом сели в «БМВ», и Миндаугас вывел автомобиль на шоссе. Старый парк помахал им вслед ветвями вековых деревьев и обратил свой взор на тех, кто еще не спешил покидать его пределы.
Не успел Морис поставить машину в гараж, как ему на сотовый позвонил Шура и сообщил, что он собирается к ним.
— Приезжай, — проговорил Миндаугас и отключился. — Сейчас Шура приедет, — передал он Мирославе.
Та кивнула и протянула руки навстречу летящему с крыльца коту.
— Соскучился? — спросила она, поглаживая лохматую голову, пахнущую молоком и еще чем-то непонятным и приятно волнующим.
Дон уткнулся в самое ухо хозяйки и замурлыкал.
— Я накрою пока стол к чаю, — проговорил Морис.
— А поесть у нас что-нибудь есть? — спросила Мирослава.
— Есть. Отбивные, запеченные куриные окорочка и цветная капуста.
— Хорошо, я сейчас вымою руки и нарежу салат.
В четыре руки они быстро нарезали огурцы, помидоры, лук, зелень, Мирослава посыпала все солью, а Морис полил подсолнечным маслом, пахнущим семечками.
Шура, должно быть, летел по шоссе, так как явился спустя тридцать минут после звонка. Под нажимом Мирославы, бранящей его за превышение скорости, Наполеонов признался, что звонил, уже едучи к ним.
— Кстати, где вы были? — спросил он.
— Ходили на выставку картин Лидии Заречной.
— ?!
— Ты не знал?
— Нет…
— Газеты надо, Шура, читать.
— Некогда. А что вы мне не сказали?
— Мы как-то об этом не подумали, — лукаво улыбнулась Мирослава.
— Проявили вредность, — Шура махнул рукой, — ну ладно, прощаю. Рассказывайте! Как картины? Понравились?
— Потрясающе!
— А тебе, Морис?
— Мне очень понравились миниатюры старых двориков…
— Там были портреты ее подруг. В том числе Юлии Лопыревой…
— Ну и почему бы ей ее не написать, — сказал Шура, пристально вглядываясь в глаза Мирославы.
— Действительно, почему бы, — задумчиво проговорила она, — но главное — как…
— Ты что-то заметила?
— Даже не знаю, что сказать тебе, Шура.
— Просто скажи, что ты увидела и почувствовала, — настаивал он.
— Когда я смотрела на этот портрет, — проговорила она медленно, — мне вспоминался Оскар Уайльд с его портретом Дориана Грея.
— Да?
— Да…
— И что же? На ее портрете проступили тени ее пороков и прегрешений?
— Не совсем так…
— Тогда что же?
— Интуиция подсказывает мне, что убила Юлия.
— Опять ты за свое! — всплеснул руками Шура. — Абсурд! У нее стопроцентное алиби! Она никак не могла его убить!
Мирослава ничего не ответила.
— К тому же ты забыла, что она не переносит крови, — добавил Шура нахмурившись.
— Необязательно убивать самой…
— Ну да, — усмехнулся Шура, — скажи еще, что она киллера наняла.
— Почему бы и нет…