Влюбленный воин

Хейд шагала следом за старым пони, на котором ехала Минерва. Старые кожаные башмачки нисколько не защищали ноги девушки. При каждом шаге в них попадали крошечные, но очень острые камешки, и ей постоянно приходилось останавливаться, чтобы вытряхнуть их, а потом снова догонять Минерву и всех остальных.

Уже близился рассвет, но по-прежнему царила ночная тьма, потому что все небо было затянуто тучами. Но не одна Хейд страдала во время этого путешествия из Сикреста в Гринли. Матери безуспешно пытались успокоить кричавших младенцев, а дети постарше тихонько вздыхали — всех их неожиданно разбудили среди ночи. И ночью же все эти люди — их было более сотни — собирали свои вещи и грузили на повозки, которые теперь медленно катились по дороге, ведущей к замку Гринли.

Было здесь и несколько повозок с зерном, вяленым мясом, бочонками с элем и вином, а также маслом и сыром — все это, по мнению Тристана, принадлежало ему по праву.

Баррет, сидевший на своем боевом коне, ехал рядом с первой повозкой, а по другую сторону повозки находился темнокожий человек по имени Фаро. И Хейд не сколько раз замечала, что чужеземец поглядывает на нее с презрением, причем было ясно: причина этого презрения в отношении к ней самого лорда Тристана. После того как они выехали из Сикреста, он ни разу даже не взглянул на нее, и Хейд с удивлением думала: «Неужели это тот самый человек, который так нежно обнимал меня во время нашей первой встречи в конюшне?»

Поглядывая на него время от времени, Хейд горестно вздыхала, и у нее было такое ощущение, будто ее окровавленное сердце вырвали из груди. Всего за несколько коротких часов все в ее жизни изменилось: оказалось, что человек, по которому она томилась, долгие годы, и которого наконец-то нашла, обязан был по условиям королевского декрета жениться на ее сестре Берти.

«А я даже не успела попрощаться, — думала Хейд. — Не успела сказать Берти, что мы скоро увидимся». Внезапно она споткнулась и, упав на пыльную дорогу, почувствовала, что не в силах подняться, не в силах больше идти. Хейд всхлипнула и закрыла глаза, стараясь сдержать слезы.

И тотчас же к ней подъехала Минерва на своем пони.

— Ох, девочка моя, вставай, — сказала старуха. — Мы не должны отставать…

— Не могу, — пробормотала Хейд, открывая глаза.

— Леди Хейд… — Над ней наклонился виллан по имени Руфус. — Вы что, не можете дальше идти?

— Боюсь, что нет, добрый Руфус, — с вздохом ответила Хейд. — Я должна немного отдохнуть, прежде чем идти дальше.

Тут рядом с ними остановился еще один виллан, потом подъехала повозка, и вскоре вокруг собралась целая толпа переселенцев.

— Миледи, может, понести вас на руках?

— Да-да, возьмем ее на руки!

— А может, ей лучше сесть на повозку, поверх вещей?

— Ох, смотрите! Ее башмачки полны крови!

— Миледи, позвольте мне…

Хейд вдруг увидела перед собой два гигантских копыта. Она подняла глаза, и ей показалось, что земля под ней закачалась. На нее пристально смотрел лорд Тристан, сидевший на своем огромном коне.

— В чем дело? — спросил он.

— Милорд, миледи не держат ноги, — ответил Руфус. — Она не может идти дальше.

Ноздри Тристана раздувались, но он молчал. И все тоже молчали, не решаясь заговорить. Наконец Руфус, собравшись с духом, сказал:

— Позвольте я понесу вас, миледи. Я могу…

— Оставь девицу в покое, — перебил Тристан. — Она пойдет сама — или отстанет. Нам надо торопиться, и я не стану терять время из-за тех, кто не может держаться на ногах.

Ошеломленная жестокими словами Тристана, Хейд молча смотрела на него. Когда же он пристально взглянул на нее, ей захотелось съежиться под его взглядом. Но это было еще не все.

— И впредь, — продолжал Тристан, — никто не должен называть эту женщину «миледи». Она решила выйти замуж за простолюдина и потому потеряла все свои привилегии. Теперь она одна из вас, понятно? — Он обвел взглядом вилланов.

Руфус и все остальные в смущении переминались с ноги на ногу. Хейд же, взглянув на крепкие сапоги Тристана, покоившиеся в изящной работы стременах, внезапно почувствовала, как в ней разгорается гнев. Как он смеет так говорить с ней?! Она не в силах держаться на ногах, а он устроился в седле! К тому же он… О Боже, неужели он и впрямь хочет выдать ее замуж за ужасного кузнеца?!

«Что ж, если так, тем хуже для него», — подумала Хейд. Да-да, в таком случае она имела полное право действовать так, как и обещала лорду Найджелу.

Собравшись с силами, Хейд поднялась на ноги и с вызовом посмотрела в глаза Тристана. Сердце ее болезненно сжалось, она поняла, что нежные чувства к этому человеку, чувства, навеянные снами, вытеснил обжигающий гнев.

Судорожно сглотнув, она заговорила на гэльском, на родном языке Минервы:

— А ты, мой прекрасный лорд, просто безмозглый осел, и при каждом слове из твоей пасти вылетает дерьмо.

Многие из вилланов тут же закашлялись и отвернулись, стараясь таким образом скрыть усмешки. Тристан же нахмурился и проговорил:

— Что ты такое говоришь, девица?

Хейд молча отвернулась и, прихрамывая, зашагала по пыльной дороге.

Тристан повернулся к Минерве:

— Старуха, что она сказала?