И так они играли, поднимая башню все выше и выше, периодически ржали над шутками сериала и в целом неплохо проводили время, совсем как раньше. Если бы ни одна навязчивая мысль, которая грызла Грира изнутри, – желание выяснить, насколько же он отличается от Романовых внешне. Он украдкой сравнивал лица и фигуры братьев со своим лицом и своей фигурой и пытался находить схожие черты. Они были, естественно, как же иначе. Но все-таки у Егора с Захаром общего было гораздо больше, чем у любого из них с ним.
Неожиданно раздался звонок, Зар подскочил к окну, ругнулся и подошел к домофону.
– В этом доме тебе не рады, мам, уходи, – твердо сказал в трубку и отключился.
– Блин! Ты что творишь??? – вскрикнул Егор и бросился к воротам.
Спустя минуту они уже видели, как Лика зашла во двор и тепло обняла старшего сына. Захар растерянно взглянул на брата, взъерошил свои волосы, выругался и ушел на кухню. А Гриша смотрел в окно на то, как мать тихо переговаривается с Егором, и внутри него зарождалась злость. Подскочил с места и резким взмахом руки разрушил построенную башню. Но этого ему оказалось мало и парень перевернул журнальный столик, на котором остались бокалы и обломки башни. Громко рыкнул и скрылся в своей комнате, закрыв дверь на защелку.
Тихий, но уверенный стук раздался спустя пять минут. Грир сжал зубы и кулаки, продолжая сверлить яростным взглядом стену.
– Гриша, открой! Нам нужно поговорить!
Он продолжал молчать, прекрасно понимая, что мать не уйдет. По голосу слышал. Наверное, лучше открыть – раньше начнет, раньше закончит свои глупые оправдания: «Я не хотела! Прости! Он сам ко мне пришел!» – и что там еще она может сказать. Он распахнул дверь рывком и встал прямо в проходе, скрестив руки на груди:
– Говори!
– Это правда? – требовательно спросила Лика. – Ты принимаешь наркотики?
– А если и да, то что? – закричал он, злясь еще больше. Это Захар его сдал, или даже Егор. Братья называется! – Тебе всегда было плевать на меня!
– Это неправда, Гринька, неправда! – попятилась от него мать. – Я люблю тебя! Я беспокоюсь! Пожалуйста, скажи, что это не так!
– Это так, мама, так! – непонятно зачем соврал Грир. Хотя нет, как раз понятно зачем: хотел ее напугать, ошарашить, отомстить… – Наркотики, знаешь ли, отлично помогают справляться с хреновыми новостями!
Она на миг поникла, но потом вскинула голову и прищурилась:
– А по-другому с ними справляться у тебя духу не хватает? – произнесла и тут же закусила губу, видно, сообразив, что сказала лишнего. – Прости. Я никогда бы тебе не рассказала про него, мне пришлось.
– А мне что теперь делать? Что? Кого мне теперь отцом называть? Где жить? Что делать? Какого черта ты разрушила мою жизнь именно сейчас? Зачем ты вообще меня рожала, если я не был нужен ни тебе, ни ему?
Он бросал в лицо матери обвинения и никак не мог остановиться. Слезы подступали к глазам – за все обиды, пережитые в жизни. Разом, скопом – но мужики не плачут, поэтому он превращал эти слезы в ярость, в длинные острые копья, которые друг за другом запускал в мать. Она тоже была хороша – разбитая, израненная, но изо всех сил защищающаяся львица. Он не слушал, что она там говорит, лишь громче и громче начинал орать сам…
– Ты была шлюхой, шлюхой и осталась! – вырвалось из него наконец то, что он говорить никак не собирался.
В тот же миг непонятно откуда возник взбешенный Егор, и в его щеку врезался мощный кулак. Отлетая к стене, затуманенными глазами он видел, как на Егора накинулся Захар, пытаясь его удержать от удара или ударить сам, было непонятно. Слышал как разом все начали друг на друга орать, обвиняя или призывая успокоиться. Ударившись об косяк, Грир тут же выпрямился и бросился на Егора с криками:
– Какого хрена ты ее защищаешь?
Захар пытался его остановить, но он врезал и ему со словами:
– Это ты меня сдал!
Началась настоящая свара и уже непонятно было, кто кого бьет, а кто пытается всех успокоить. Когда же они схватились так, что никто из троих не мог сдвинуться с места, Егор вдруг спросил:
– А где мама?
Лики не было. Они растерянно расцепились, будто осознав, какую дичь сейчас творили. Егор бросился за мамой, а Захар встал и, растирая руки, глухо произнес:
– Это не я. Терентьев помог вытащить тебя от ментов, ему в отделении все рассказали.
– Че-ерт! – застонал Гриша, привалившись затылком к стене.
Казалось, весь мир теперь знает о его оплошности. И все они теперь будут капать на мозги, напоминать, «оберегать». Даже в глазах настоящего отца, с которым Гриша собирался наладить отношения, он теперь навсегда останется испачканным этой дрянью.
– Она уехала и телефон опять отключила, – доложил запыхавшийся Егор.
– Да идите вы все! – в сердцах крикнул Грир и ушел в свою комнату.