Пока мастер колдует с накладными прядями, Лика вспоминает, в каком сумасшествии прожила последние дни. Она писала и писала, прерываясь только на еду и сон – каждые два-три часа. Временами ее просто срубало, и она падала на кровать, чтобы продолжать проживать события своего романа во сне. Потом подрывалась, записывала пару особо удачных фраз, наливала себе чая или кофе и продолжала строчить. Периодически откидывалась на стуле и подолгу глядела в пустоту, тяжело дыша и обливаясь слезами.
Тяжелый был роман. Самый тяжелый из всех. Ей пришлось много дней сидеть в шкуре убийцы, в его больной голове, наполненной ненавистью и презрением ко всем живым существам, и буквально трястись от желания убить их всех. Ей пришлось сделать это вместе с ним: убить семь человек, среди которых был один ребенок. А потом вместе с ним глотать кислоту, чтобы очистить себя от своего же мерзкого тела. Это было больно, физически очень больно где-то в области сердца.
Она выжила. Прочувствовала все это и описала, хотя казалось, что все это происходило не с ней. Будто настоящая Лика просто уснула однажды и проснулась через десять дней, чтобы снова вернуться к своим делам. И кто-то другой написал за нее эти тысячи синих букв на белых листах бумаги.
Мастер превращает ее в брюнетку, почти такую же, какой она была восемнадцать лет назад. Темно-русые прямые волосы до лопаток. А лицо не так уж и изменилось, разве что макияж сейчас наложен более искусно. Влад вспомнит ее, обязательно, он не сможет больше держаться. Осталось лишь обновить одну маленькую деталь.
Последним ее пунктом на сегодня будет тату-салон – черное перо на лобке нужно набить заново. Прежнее она удалила много лет назад, пытаясь избавиться от прошлого. Но от прошлого избавиться не так-то просто. Оно снова вернулось. Вернулось и еще настойчивее заявляет, что уж в нем-то и было то настоящее, чего нужно было держаться. Зато теперь ей нечего терять. Она свободна и может строить свою жизнь как хочет. Она вернет себе Влада.
Но только после того, как встретится с сыновьями и убедится, что ее мальчики снова с ней.
Обвиняемая
В шесть ноль пять поезд прибывает на Московский вокзал в Петербурге. Лика выходит из вагона последней и прямо на перроне включает свой телефон. Теперь она дома и готова ко всему. Она знает, что сейчас сообщение о том, что абонент снова в сети, получат сразу несколько человек. Ну что ж, она готова с ними поговорить.
Телефон звонит уже через минуту. Интересно, кому это уже не спится в шесть утра?
На экране высвечивается номер Влада.
– Доброе утро! – нежно говорит Лика в трубку.
– Доброе, – холодно отвечает мужчина. – Надо поговорить. Ты где?
– Поговорить аж в шесть утра? – притворно удивляется Лика.
– А где гарантии, что через полчаса ты снова не отключишь телефон и не пропадешь на две недели? – веско спрашивает собеседник.
– Гарантий не даем, – улыбается Лика. – Я на Московском вокзале, приезжай.
И отключает вызов. Ну вот и отлично. Теперь он сам приедет к ней.
Она идет в уборную, обновляет макияж и прическу, меняет брючки и джемпер на женственное платье А-силуэта, с красивым вырезом. Не смогла вчера устоять перед ним в магазине, куда зашла за новой кофточкой. Та блузка, в которой она приехала в Москву, была уже несвежая и ужасно ей надоела. Теперь вот оказалось, что и платье она купила не зря. Правда, к нему не помешал бы жакетик, с утра на улице прохладно, но уж если нет, то нет.
Она стоит у вокзала и ежится от холода. К счастью, ждать приходится недолго. Неподалеку тормозит темно-синий седан и из него выходит Влад. Оглядывается и сразу замечает ее, но подходить не спешит, просто замирает и смотрит, не отрываясь. Лика улыбается, довольная произведенным эффектом. Она весь вечер вчера вертелась перед зеркалом, вспоминая, как укладывала волосы и какой макияж носила, когда встречалась с Владом. Ей хотелось вернуть те безумные и страстные времена. Результат ее порадовал, значит, вспомнила она правильно.
Наконец мужчина отмирает и широким шагом направляется к ней:
– Уезжаешь? – сухо спрашивает он.
– Приехала, – улыбается Лика.
– А где багаж? – спрашивает, оглядываясь.
– Вот, – показывает она ему свою холщовую сумку, которую прихватила вчера в книжном для своего двухсотстраничного романа, одежда тоже поместилась туда. Не смогла скрыть дрожь вытянутой руки, да он и сам уже заметил, наверное, мурашки на ее коже.
В ту же секунду Влад снимает свой шикарный пиджак, мнется немного, видно, собираясь накинуть его ей на плечи, но потом складывает пополам и протягивает вперед:
– Вот, накинь, а то совсем замерзла.