Вместе

– Конечно, нехорошо так пялиться, – сказала Прити. – Но мне больше не хочется выходить наружу, под камеры. Получается, если ты смотришь на кого-то, все записывается?

– Надо сказать, что все это выглядит как подстава, – заметила Джоан. – Такое ощущение, что к этому приложил руку Габриэль Чу.

– Думаешь? – спросила Ро.

Вскоре стало ясно, что до Голеты дошло: он пропал. Он догадался, что происходит, он знал, что все это навсегда останется в Сети, и понимал, что это означает для него.

“Совместные” продолжали как ни в чем не бывало общаться с Голетой, приветствовать, прижимая к груди ладони, но он не смотрел на них. Кое-кто, покрутившись рядом, уже отошел в сторонку и явно рассылал сообщения, видео и фото. Благодаря отслеживанию движений глаз было очевидно, что Голета, кандидат в президенты, только что разглядывал их ягодицы и груди, животы и промежности. А вскоре уже посыпались ролики с подсчетом, куда и как долго смотрел кандидат в президенты. Эффект был катастрофическим.

В 11:38 кто-то из сопровождающих шепнул несколько слов Голете – и этот шепот легко уловили микрофоны “ВидДали”:

– Уходим. В автобусе решим, что дальше.

И Голета ретировался.

В тот день он не произнес свою речь и больше вообще никогда не упоминал о “Вместе”. Он даже не стал встречаться с Мэй. В последующие дни его рейтинги рухнули, поток пожертвований иссяк. Ролики о его визите в кампус были просмотрены сотни миллионов раз, и через три недели Голета выбыл из президентской гонки.

***

Дебаты об этичности отслеживания движений глаз начались в тот же день и первое время были очень жаркими. Однако достаточно быстро выяснилось, что попытки сдержать наступление программ ОДГ обречены на провал. Все развивалось по обычному сценарию: нововведения были приняты с восторгом, первопроходцы изучали возможности программы, получая как совершенно безобидные (кого из родителей предпочитает младенец?), так и жутковатые (кого из родителей предпочитает подросток?) результаты. Потом подключились наименее разборчивые предприниматели, появилась масса новых приложений и сопутствующих продуктов; наиболее популярными стали те, что были разработаны по следам инцидента с Голетой, – они позволяли любому человеку, имеющему при себе камеру, определять, куда направлены взгляды окружающих.

Мэй Холланд обозначила свою позицию в официальном заявлении, которые она делала крайне редко. Съемка велась в ее стеклянном офисе. На Мэй был белоснежный комбинезон, кое-где тронутый сиреневыми мазками; она не мигая смотрела в камеру.

– ОДГ – это движение от тьмы к свету. Оно позволяет нам знать правду. То, что было скрыто, теперь станет известно всем. То, что вызывало сомнения, теперь будет очевидно. И чем больше мы знаем друг о друге, чем больше наше поведение становится видимым, тем лучше мы становимся. Тех, кто заглядывался на окружающих, приструнят. Тем, кто вожделел, станет стыдно. Мы уже ловим педофилов и потенциальных грабителей, предотвращаем нападения, а скоро сможем остановить терроризм. Глаза – это зеркало души, и они не лгут.

Она отключилась, до последней секунды так и не отведя глаз от камеры. По всей видимости, у нее самой не было проблем с отслеживанием, в отличие от миллиардов других людей.

А вскоре выяснилось, что поскольку сканы сетчатки половины населения Земли уже хранятся в базах, вычислить их владельцев можно за считаные секунды. Если мужчина пялился на женщину на собачьей площадке в Нью-Джерси, по его глазам тут же определялось имя, и его родные, работодатели и вся общественность получали уведомления о его недостойном поведении. Последовала новая волна самоубийств, так как некоторые люди, преимущественно мужчины, не могли снести позора. За первую неделю только в Токио покончили с жизнью 107 человек – тридцать один из них бросился под поезд прямо на месте преступления. Десятки тысяч последовали за ними в других уголках Земли, а несколько сотен, получивших прозвище Эдип, выбрали полумеру – выкололи себе глаза.

Нарушителей называли по-разному, но к самому проступку сразу приклеилось название “гластыд”. “Вместе” поначалу пыталась продвинуть термин “зрительное оскорбление”, но “гластыд” прижился мгновенно. Конечно, строго говоря, это не было преступлением как таковым; не существовало законов, запрещавших человеку смотреть туда, куда смотреть не следовало. Но стыд был универсальной валютой и рычагом воздействия в Сети. По мере того как технологии ОДГ захватывали мир, то там то тут раздавались призывы запретить их, но сделать это удалось только трогам в своих кварталах. Во всем остальном мире все происходило так же, как и с другими инновациями двадцать первого века – быстро, стихийно и потому неостановимо.

30 На одре болезни [27]