Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)

В Александровском дворце ничто не напоминало о войне. Все было тихо и спокойно, как в прежние годы. Лишь один незначительный эпизод прогремел под сводами и затих, не отразившись ни на ком из виновных. А дело было так.

Когда царская семья вернулась из Москвы, где всласть помолилась у кремлевских святынь о даровании победы славному российскому воинству, ее величество, утомленная неблизкой дорогой, вошла в свою угловую гостиную. И обомлела, кровавые круги поплыли у нее перед глазами. На самом видном месте висел гобелен, изображавший несчастную Марию-Антуанетту с детьми, казненную французскую королеву, бестактно, а может быть, и со злым умыслом подаренный во время недавнего визита республиканца Пуанкаре. Аликс устояла на ногах императрица победила в ней слабую женщину. Она немедленно вызвала дворцового коменданта Воейкова.

- Кто это сделал? - грозно вопросила она.

- Ваше величество, произошла ошибка!.. - принялся оправдываться генерал. - Гобелен запаковали еще в Петергофе, сразу после приема президента, намереваясь положить в кладовую. По случайности, видимо, доставили сюда... Не извольте гневаться - он немедленно будет снят...

Государыня простила виновных, гобелен остался висеть, но поплакала в одиночестве: как ее не понимают даже близкие люди, как они невнимательны. А ведь при любом германском дворе такая небрежность немыслима!..

У государя были свои забавы и заботы. Он поигрывал с офицерами конвоя в домино, для разминки пилил дрова или гулял по парку. К нему приезжали министры - не привозили ничего чрезвычайного, только обычные скучные бумаги, которые царь, памятуя наказы своего батюшки, старательно испещрял подписями.

Иногда приезжал Сазонов и рассказывал, что Палеолог давит на него сильнее, чем фон Клюг на Париж, требуя все новых и новых русских наступлений.

Царю эти кляузы стали прискучивать. Его не волновали потери - уж чего-чего, а мужиков на Руси хватит! Он даже остался спокоен, когда услышал страшную весть о гибели армии Самсонова. "На все воля божья!" - только и сказал он. Но его тихо бесило, что союзник только требовал и не давал никакого заверения о дележе завоеванного. Царь решил вызвать на аудиенцию посла Палеолога и предъявить Франции свой счет, пока не станет слишком поздно.

Церемониймейстер Евреинов, приставленный от царского двора к дипломатическому корпусу, в сопровождении скорохода явился в посольство за послом. Сазонов еле успел предупредить Палеолога о том, что беседа будет долгой и, несмотря на ее конфиденциальность, следует быть в парадном мундире.

По военному времени церемониал почти отсутствовал: посла сопровождали только Евреинов и скороход.

Палеолога провели в личные покои императорской семьи. В самом конце коридора, рядом с комнатой дежурного флигель-адъютанта, была гостиная для личных гостей императора.

У дверей малого царского кабинета арап, одетый в пестрые восточные одежды, отворил дверь, и Палеолог остался один на один с могущественным монархом, повелителем ста восьмидесяти миллионов подданных.

Кабинет небольшой, одно окно. Огромный диван, покрытый восточным ковром, кресла темной кожи, черного дерева письменный стол с аккуратно уставленным письменным прибором, книжный шкаф с бюстами на нем. Портреты и семейные фотографии по стенам.

Хозяина кабинета - мелкорослого, чуть курносого военного с аккуратно расчесанной бородой и хорошо подстриженными усами в сумраке осеннего дня сразу и не заметить. Он, вероятно, сидел и курил в полутьме, подумал посол, уловив тонкий аромат турецкого табака.

Царь указал гостю на кресло.

- Садитесь... поудобнее. Сегодня... э... я вас задержу... надолго!

Палеолог расшаркался перед императором и сел.

- Как благоугодно, ваше величество! Буду счастлив, ваше величество!..

Сильными руками Николай ставит поближе к послу курительный столик восточной работы с медным подносом. В шкатулке из лака - папиросы.

- Вот, пожалуйста, табак!.. Это из Турции... Мне прислал их султан... теперь у меня большой запас их... а других нет...

Вежливый до приторности, наголо бритый, с белым бескровным, словно сахарная голова, черепом, Палеолог воспитанно берет двумя пальцами папиросу и ждет сигнала. Царь зажигает спичку и предлагает огня послу. Затем зажигает свою папиросу. С удовольствием заядлого курильщика затягивается.

Николай хвалит французскую армию, тепло отзывается о своих собственных войсках и делает вывод, что победа теперь уж не ускользнет от союзников.

- Конечно, будут еще жертвы... дорогой Палеолог... И господь ниспошлет нам испытания... но я верю в победу! - глядя своими красивыми глазами на посла, запинаясь от какой-то робости, мямлит царь и стряхивает пепел в медный сосудик.

Затем, видимо преодолев внутренний барьер, Николай начинает говорить без запинки.

- Мой дорогой посол, я призвал вас, чтобы посоветоваться о будущем мире, - начинает царь. Он вольно располагается на широком диване и попыхивает папиросой. - Что мы станем делать, если Австрия и Германия запросят у нас мира? Видимо, до этого не так уж и далеко...