Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

Наверное, прошло около десяти минут, прежде чем показались восставшие. Вытягивая шею, мы смогли увидеть двух солдат, своего рода авангард, которые шествовали посреди улицы, то и дело прицеливаясь из винтовок в тех, кто недостаточно быстро освобождал им дорогу. Один из них дважды выстрелил в какого-то беднягу-шофера. Потом показалась огромная беспорядочная масса солдат, растянувшихся как по проезжей части, так и по тротуарам. Их вел студент, который, несмотря на свой малый рост, шествовал очень гордо. Офицеров не было. Все были вооружены, многие к штыкам привязали красные флажки. Солдаты шли медленно; наконец все они собрались плотной толпой напротив здания управления. Они смотрели в окна, у которых столпились офицеры и гражданские чиновники, но никто не выказывал враждебности. Больше всего меня поразило то, что все происходило в жуткой тишине. Мы будто стали зрителями в гигантском кинозале. Позже Терещенко, стоявший рядом со мной, признался, что, когда он посмотрел вниз на беспорядочную толпу, сразу же догадался о раздорах, вольнице и падении дисциплины, которые обязательно должны были последовать за этим.

Вышел генерал Маниковский, пригласивший нас с Терещенко зайти к нему в кабинет. Вскоре к нам присоединился и генерал Ипатьев, а также генерал Лехович, которого всего несколько часов назад назначили заместителем военного министра.

Ипатьев спросил меня, сообщил ли я о подобных событиях в Англию, и я ответил, что, разумеется, сделал это. Было похоже, что генерала одолевает стыд за происходившие волнения.

Вскоре мы услышали, как дверь и окна на первом этаже были выбиты. И сразу же до нас донеслись звуки выстрелов.

Зазвонил телефон, и Маниковский поднял трубку. «Они стреляют на Сестрорецком заводе? – громко переспросил он. – Что ж, спаси их Бог. Они стреляют и у Главного артиллерийского управления тоже!»

В кабинет ворвался взволнованный адъютант: «Ваше высокопревосходительство! Они пробиваются в здание. Может быть, следует забаррикадировать дверь в ваш кабинет?» Но Маниковский, оставаясь совершенно спокойным, заметил: «Нет. Открыть все двери. Зачем нам им мешать?» Когда адъютант, развернувшись, вышел, удивленный неожиданной любезностью своего начальства, Маниковский вздохнул и с нотками типично русского сдерживаемого гнева заявил мне: «Посмотрите, к чему привело нас наше министерство!»

Терещенко уехал, большинство офицеров покидали здание управления через заднюю дверь. Мы с Ипатьевым направились к лестнице и заглянули вниз через перила. На первом этаже солдаты отбирали у офицеров сабли, а несколько хулиганов уже обшаривали карманы шинелей в гардеробе.

Я спустился вниз и увидел, как унтер-офицер-преображенец выкрикивал своим солдатам распоряжения, чтобы те забирали только сабли и ничего не крали. Я представился этому человеку, и он помог мне найти мою шинель. После этого я вернулся наверх и обнаружил, что Маниковский уже уехал.

Группа солдат как-то лениво разбивала витрину одного из стендов, чтобы забрать выставленные там в качестве зарубежных образцов винтовки, к которым не было патронов и которые вряд ли могли им пригодиться. Когда они вышли, гордые своей добычей, офицер поймал за руку одного из них, молодого солдата с прямым и честным лицом, и начал выговаривать ему. Я слышал, как юноша отвечал: «Я ничего не мог сделать. Они заставили меня».

Я снова спустился по лестнице, и все тот же унтер-офицер выделил мне двух солдат, которые должны были провести меня через толпу. На улице какой-то одетый в лохмотья человек, отчаянно жестикулируя, выражал свое удовольствие событиями. Он восклицал: «Они обычно били наших друзей там, в тюрьме, били их розгами!»

Примерно в ста ярдах мы встретили французского военного атташе полковника Лаверна, который направлялся в управление, чтобы обсудить несколько рядовых вопросов, касающихся выпуска снарядов. Мои сопровождающие посоветовали ему идти назад, и мы вместе направились во французское посольство. Там, после того как наши провожатые ушли, мы немного постояли на набережной. Я смотрел на то, как поток солдат переходит через мост, чтобы освободить заключенных в тюрьме Кресты. Лаверн неожиданно спросил меня, бунтовщики ли это и были ли бунтовщиками солдаты, сопровождавшие нас. Они были так собранны и дружелюбны, что он и представить себе не мог, что это был кто-то, помимо представителей законопослушных войск!

Я пошел пешком в британское посольство. Посол уехал. Как обычно, он вместе с французским послом отправился в Министерство иностранных дел. Я позвонил ему по телефону и предупредил, что значительная часть войск гарнизона взбунтовалась, что восставшие полностью контролируют Литейный проспект. В ответ он попросил повторить мои слова на французском языке министру иностранных дел Покровскому, а также французскому послу.

К обеду я ожидал полковника Энгельгардта, поэтому пошел к себе домой. Энгельгардт, разумеется, не пришел, так как он вместе с другими видными членами Думы изо всех сил пытался взять под контроль этот стремительный поток анархии. Полковника назначили комендантом Петрограда.