Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

По каждому из пунктов, как он заявлял, ответом было «война», и лишь по третьему пункту – «война против союзников». Он спокойно воспринимал войну против всего мира и говорил, что самым худшим из бедствий, что падет на Россию, станет потеря Кавказа, Финляндии, Сибири и Польши.

Керенский назначил в каждую армию своих «комиссаров», задачей которых было поддерживать дисциплину. Все эти люди являлись прожженными революционерами, большинство из них провели по несколько лет на исправительных работах. Комиссар 11-й армии шесть лет находился в ссылке в Сибири, а комиссар 7-й армии Борис Савинков был главным организатором убийства великого князя Сергея Александровича. После этого он жил в эмиграции, работая журналистом. Под псевдонимом Ропшин Савинков написал притчу-пророчество «Конь Бледный». В принципе назначение комиссаров было, конечно, неверным шагом, так как это еще более роняло авторитет офицеров, но оба названные выше человека работали, не жалея себя, в тесном сотрудничестве с командованием для восстановления порядка.

Командующий 7-й армией со штабом в городке Бучач генерал Белкович и начальник штаба армии генерал Незнамов были более оптимистичны, чем офицеры ближе к передовой. По словам командира XXII корпуса генерала Обручева, чем ближе к фронту, тем меньше солдаты были настроены идти в наступление. Корпус имел 12 тыс. человек некомплекта личного состава, и, как говорил один из начальников дивизий, после революции он получил всего 400 новобранцев в качестве пополнения. Они прибыли в составе десяти маршевых рот – все, что осталось от 2500 призывников, которых со знаменами, как героев, отправляли из Твери.

Везде наличествовали явные признаки недисциплинированности. В лагере практически каждой части, имевшей гужевой транспорт, носились целые табуны непривязанных лошадей. Орудия никогда не хранили в паркованном виде. Солдаты там, где им это нравилось, мылись, лежа грелись на солнце или пили чай. Единственными, кто нес службу, были повара, и эти люди действительно ежедневно трудились при любых обстоятельствах. Дороги, которые еще год назад, когда они были отвоеваны у Австро-Венгрии и находились в отличном состоянии, теперь оказались полностью разбиты, и никто даже не пытался ремонтировать их.

Практически везде казенный транспорт использовался для целей, для которых он никоим образом не был предназначен; одной из таких задач стала доставка делегатов до мест проведения митингов и обратно.

Все мысли были только о политике. Я сидел с генерал-квартирмейстером 7-й армии за день до того, как мы отправлялись на передовую, когда объявились два члена Петроградского Совета. Они прибыли для того, чтобы прочитать две лекции: «Мир и война», а также «Об Учредительном собрании». Разве не смешны были эти людишки, эти демагоги, мечтавшие об абстрактных целях накануне наступления, которое могло решить судьбу России!

Единственным шансом было то, что на них произведет впечатление количество сконцентрированных близ фронта для поддержки наступающих войск артиллерийских орудий. Один из наводчиков, с которым мне довелось говорить, признался, что за три года он «никогда прежде не видел даже приблизительно такого количества орудий»!

Было ясно, что командование видит своей главной задачей избежать кровопролития, но ведь дисциплина могла быть восстановлена только таким путем. Сколько же русской крови можно было спасти, если бы вовремя использовали надежные части для энергичного восстановления порядка с самого начала развала в армии.

История VII Сибирского армейского корпуса может послужить типичным примером постоянного колебания командования. Корпус был сформирован осенью 1915 г. в районе Риги, и в его состав вошли 12-я и 13-я сибирские дивизии. До того, как осенью 1916 г. его включили в состав 7-й армии, корпус уже отличался неумелым командованием и, похоже, уже был заражен немецкой пропагандой.

К концу мая 1917 г. корпус, куда вошла вновь сформированная 19-я сибирская дивизия, находился на отдыхе в районе Коломеи, когда поступил приказ возвращаться на фронт в окопы. 10 тыс. солдат повиновались, остальные отказались. Комиссар доложил об этом в Военное министерство, которое, в свою очередь, прислало приказ о расформировании четырех полков. Но солдаты были при оружии, а поскольку они отказались повиноваться приказу комиссара сдать его, то решили «дать им еще один шанс».

На этот раз еще 5 тыс. солдат решили выполнять приказ. А в это время первые 10 тыс. были сведены в сводную сибирскую дивизию и твердо отказались принять обратно своих бывших товарищей. Те 5 тыс. человек так и остались во втором эшелоне.

Оставалось еще примерно 3 тыс. человек, жаловавшихся на болезни. Однако, когда туда была назначена медицинская комиссия, пройти ее согласились всего 800 человек. Всем им предоставили от двух до четырех месяцев отпуска при запасных полках для восстановления здоровья.