Вместе во имя жизни

Старый Байковский оглянулся на нее, не понимая, а Майка начала снимать бумажную салфетку с бутерброда. Правую руку она сунула в рюкзак, коснулась денег, взяла их, и тут же ее вновь забила дрожь. В гудевшей от боли голове опять воскрес шум той ночи, голоса, а среди этих голосов выделялся тихий голос Тибора, его шепот: «Я могу дать тебе деньги, Майка, хорошо? Возьми их, спрячь и никому о них не говори, Майка!» «Я не хочу их». — «Не хочешь? Они тебе не нужны?» — «Не хочу, не хочу». — «Маечка, возьми, ты мне их отработаешь, и если тебе понадобится еще…» — «Я не хочу, не хочу!» Но, когда она заснула, он сунул их ей в рюкзак. Вот в этот. Может, он ошибся, может, он хотел их дать Иво? Автомашины, автомашины, какие-то части к ним, они все время твердили о них, какие-то большие деньги. Возможно, Тибор не хотел держать столько денег у себя дома. Кто-то пришел… А потом все разошлись, причем сразу, мгновенно, просто-напросто сбежали. Она даже не простилась с Тибором. Иво разбудил ее, когда она заснула на тахте. Ночью, когда уже светало, кто-то пришел, может, он пришел сказать, что случилась неприятность… Возможно, должна была явиться милиция, может, Врановская всех выдала, не в силах пережить, что там она, Майка, и Зуза, и Миа и все они развлекались?.. Наверняка Тибор не хотел держать эти деньги дома… Она ухватила длинными тонкими пальцами большой комок денег, сжала его покрепче, и пока Байковский смотрел на корову и рассказывал о своем сыне, как он ожидал его здесь, в вербняке, и как он шел к источнику и нес ему хлеб, сало, брынзу и пиджак, чтобы тот все это взял в дорогу к партизанам, пока он все это рассказывал, Майка вытащила деньги из рюкзака и бросила их за бетонную плиту. Они скользнули по бетону и остались лежать рядом в траве. Потом Майка с облегчением откусила хлеб с ветчиной, старательно прожевала и проглотила. Из кармашка брюк она вытащила кошелек, бросила тысячу крон к остальным деньгам и стала слушать Байковского.

— … Этой палкой, — рассказывал он, слегка приподняв толстую палку, чтобы Майка разглядела ее, — этой палкой они зацепили его за шею, вытащили, как овцу, из вербняка сюда, на траву, и застрелили. Тут он и лежал, уткнувшись лицом в землю, три дырки в голове, три в спине, а вокруг вся трава в крови. И на шее эта моя палка. Я взял ее, и уже ничего не видел вокруг… И если бы он не остановился тут, у воды, и не стал пить, если бы я не дал ему хлеба и не послал спрятаться в вербняк, да разве послал, нет просто перенес — ведь он был легкий как перышко, — если бы я не ушел в Коштицы за хлебом, салом, брынзой и пиджаком, может, с ним и не случилось бы такое… — Байковский замолчал и взглянул на Майку.

Она не спеша ела хлеб и смотрела на вербы. Страх продолжал отзываться в ней отвратительной дрожью. Байковского она слушала лишь краем уха, хотя делала вид, что слушает. Ей почти невмоготу были его разговоры, но в душе она была благодарна ему за то, что он спас ее от одиночества, позвав сюда. Если бы не эти деньги… Уйти? Куда? Ночью наверняка у Тибора что-то произошло… Но как это она ничего не помнит?

— Думаете, — спросила она старика, — думаете, сюда кто-нибудь приедет?

— Наверняка.

— И думаете, прихватит меня?..

— Возьмет, как не взять, если будет место. Не раз уже так бывало. Да и как вас не прихватить? Такую девушку, как вы… Ну вот, так все тогда и случилось, и водичка эта должна была бы течь из другого колодца, покрасивее, и доске памятной тут место. Меня это мучает, я от этого прямо страдаю, а вы… Сюда всякий народ заезжает, скоро все заявятся, — сказал он и снова замолчал, потому что к источнику приближалась машина. — Скоро все заявятся, будут набирать водичку в фляжки, бутылки.

— Думаете, приедет кто-нибудь?

— Верное дело…

Они оба оглянулись. Вверху по бетонке проехала синяя автомашина, взвизгнула тормозами и остановилась.

Минутой позже из нее вышли двое мужчин, оба в серых брюках, довольно помятых, один в коричневой рубашке, другой в зеленой. Это были Мелих и Ваврик — бывшие школьные товарищи Майкиного отца, инженера-строителя; они недавно переселились в город и уже больше месяца работали на строительстве нового завода.

Мелих сбежал к источнику.

— Хороша водичка? — спросил он, широко улыбаясь Майке и Байковскому. «Мы и не мечтали здесь вас найти, Маечка. Считали, что вы уже в Теплицах», — подумал он про себя. — Хороша водичка, пить можно?

— Хороша, — сказал Байковский, — уж как хороша!

Мелих наклонился к трубе, и, пока он не спеша пил воду, Ваврик разглядывал Майку и Байковского. Мелих напился, вытер платком крупный рот и руки, и тогда к воде наклонился Ваврик.

— Хороша водичка!

— И вправду добрая, — согласился с Мелихом Байковский. — Не вы первый хвалите.