Вместо тысячи солнц. История ядерной бомбы, рассказанная её создателями

Я, пожалуй, не буду входить во все подробности этих экспериментов. Они длились вполне заметное время и потребовали многих часов, многих дней и многих недель действительно очень трудной работы. Упомяну, что очень скоро наши исследования были увязаны с аналогичными экспериментами, проводившимися в Принстонском университете, где группа Вигнера, Крейтца и Боба Вильсона приступила к работе, выполняя те измерения, которые мы не могли сделать в Колумбийском университете.

Между тем время шло, и мы стали понимать, что надо измерять и насколько точно надо измерять величины, которые я назову η, f и p – думаю, что для определения их здесь у меня нет времени, – эти три величины η, f и p, чтобы установить, что же можно и что нельзя сделать. В действительности, если можно так сказать, произведение η, f и p должно быть больше единицы. Как мы теперь знаем, если сделать практически все возможное, то это произведение составит 1,1.

Итак, если бы мы могли измерять эти три величины с точностью в 1 %, то мы могли бы найти, например, что произведение равно 1,08 + 0,03, и в этом случае могли бы сказать – стоит продолжать в том же духе, или, если бы произведение оказалось равным 0,95 + 0,03, мы бы, наверное, сказали, что это направление вряд ли сулит успех и надо искать что-нибудь другое. Но я уже отмечал крайне низкое качество измерений по нейтронной физике, делавшихся в то время, – точность измерения по отдельности величин η, или f, или p составляла, может быть, около ±20 % (смех).

И если объединить 20-процентные ошибки по известным правилам статистики, вы получите что-то около 35 %. Ну, а если вы получили, например, 0,9 + 10,3 – что вы узнали? Вряд ли хоть что-нибудь (смех). Если вы получили 1,1 + 0,3 – опять-таки вы узнали не так-то много. В этом и состояла трудность; действительно, если обратиться к нашим ранним работам, то окажется, что численные значения, приписываемые тем или иным экспериментатором, скажем, величине η, различались на 20 %, а то и больше. На самом-то деле, как мне кажется, это очень сильно зависело от темперамента физиков. Скажем, физики-оптимисты ощущали необходимость подтянуть эти величины повыше, а физики-пессимисты, вроде меня, пытались удержать их значения где-нибудь пониже (смех).

Как бы то ни было, никто ничего толком не знал, и мы решили, что надо делать что-то другое. Следовало придумать эксперимент нового типа, в котором можно было бы сразу измерить именно произведение η, f и p, не измеряя эти величины по отдельности, так как тогда, может быть, ошибка как-то понизится и позволит нам сделать определенные выводы.

Что ж, мы обратились к декану Пегрэму, который был тогда человеком, способным совершить любые чудеса в Университете, и объяснили ему, что нам нужна большая комната. И когда мы сказали, что под словом «большая» имеется в виду по-настоящему большая комната, он, может быть, и заметил саркастически, что церковь не самое подходящее место для физической лаборатории, но мне-то кажется, что как раз церковь была именно тем самым местом, которое мы искали (смех). И вот он начал рыскать по университетскому городку, а мы пробирались с ним по темным коридорам, под разнообразными отопительными трубами и т. д. в поисках комнаты для проведения эксперимента, пока, наконец, в Шермерхорн-холле не была разыскана большая комната, хотя и не церковь, но сравнимая по размеру с церковью.

Там-то мы и начали возводить сооружение, размеры которого тогда казались еще на порядок больше, чем у всего виденного нами раньше. Правда, если кто-нибудь захочет взглянуть на это сооружение сейчас, ему, вероятно, придется вытащить лупу (смех) и подойти поближе. Но по представлениям того времени оно выглядело действительно большим. Это сооружение состояло из графитовых брусков, а среди этих графитовых брусков некоторым регулярным образом располагались большие кубические банки с окисью урана.

Ну, как вы, вероятно, знаете, графит – вещество черного цвета. Окись урана – тоже. И люди, перетаскивая многие тонны обоих веществ, становятся очень черными. Вообще-то для этого нужны даже сильные люди. А мы, что ж, мы были довольно сильными, но хочу сказать, что мы были, в конце концов, мыслителями (смех). И декан Пегрэм снова разобрался в ситуации и сказал, что да, эта работа, пожалуй, не по вашим хилым силенкам, но ведь есть же в Колумбийском университете футболисты – около дюжины очень здоровых ребят, которые берутся за почасовую работу для оплаты колледжа. Почему бы не подрядить их?

Это была блестящая идея; одно удовольствие было руководить работой этих рослых ребят, упаковывающих уран, едва касаясь его пальчиками, или перебрасывающих упаковки по 50–100 фунтов так же легко, как другие передвигали бы 3–4 фунта. При перекидывании этих банок в воздухе носилась пыль и слова разных оттенков, но преимущественно черные (смех).