Вне Фазы

— Но, конечно же, я не обязан всё время оставаться на Протоне, — пробормотал Маш. — Если я смог выбраться сюда однажды, получится и снова. По крайней мере, для того, чтобы повидаться с тобой.

— Верно, — в глазах Флеты вспыхнула надежда. — Если согласится Бэйн. Не ведомо мне, что на сие он скажет…

— Бэйн — хороший человек. Он на это пойдёт. — Некоторое время они лежали молча. Потом Маш заговорил опять: — Ты сказала Коричневой, что любишь меня.

— Я не имела права… — убито отозвалась девушка.

— Я уверен, что подобное случалось и раньше! Ведь животные способны принимать человеческое обличье и умны так же, как люди… Неужели единорогу, оборотню или вампиру никогда ранее не доводилось полюбить человека?

— О, да, — вспомнила Флета. — Но сия любовь выливалась лишь в игры.

— Игры… сексуальные? И ничем серьёзным они не заканчивались?

— Верно. Любовь — особенное чувство.

— Точно! И, пока я не занял человеческое тело, кажется, только и делал, что развлекал себя играми. Но теперь я чувствую, что люблю тебя, Флета, и не считаю это неправильным. Я знаю, что ты из себя представляешь, и если ты тоже меня любишь…

Она грустно покачала головой.

— Подобные связи держатся в секрете, о них открыто не говорят. Время от времени самка оборотня становится наложницей человека, и всем понятно, что она идёт на сие ради любви. Иногда животное прельщает сердца, подобно вампирше Сачеван, и люди влюбляются.

— Подобно кому?

— Сачеван. Прекраснейшая из всего своего вида. Думаю, Бэйн играл в игры и с ней. — Флета скорчила гримаску. — Но тебе с ней встречаться необязательно, — твёрдо закончила она.

— Значит, животные и люди никогда не сочетаются браком.

— Никогда, согласно правилу трёх раз, — согласилась она.

— Трёх раз? Трёх раз чего?

— Когда твой вид… или иногда другие виды… говорят о настоящей любви, один признаётся другому в своих чувствах трижды, и тогда никаких сомнений не остаётся.

— Трижды? Ты имеешь в виду, что скажи я слова «люблю тебя» три раза, ты бы мне поверила?

— Да, — кивнула девушка. — Но не произноси их, Маш. Пути назад не будет!

— Не понимаю.

— Верно, — повторила она и поцеловала его.

Утром они присоединились к Коричневой за завтраком, а затем отправились на прогулку по её Владениям. Иногда Маш приостанавливался, сосредотачиваясь на Бэйне, и ощущал того намного явственней, чем раньше.

— Он ближе! — воскликнул юноша. — Должно быть, пробирается сюда, настраиваясь на меня.

— Да, — проронила Флета, и её нижняя губка дрогнула.

Маш поцеловал девушку.

— Я вернусь!

— Я буду ждать тебя.

Они дошли до красивого сада, полного цветов всех оттенков шоколада.

— Этот цвет начинает мне нравиться, — заметил Маш.

— Они растут на лучшем удобрении в мире, — сказала Флета.

— Да? На каком же?

— На катышках единорогов.

Он рассмеялся, приняв её слова за шутку. Однако Флета оставалась серьёзной.

— Когда моя мать, Нейса, повстречалась с Коричневой, и та помогла Стайлу, единороги стали снабжать её удобрениями для сада, и он с тех пор процветает.

Это напомнило Машу о её природе. Со времени их прибытия в Коричневые Владения она не принимала своего основного обличья.

— Флета, прежде чем мы расстанемся, ты не…

Она вопросительно взглянула на него.

— Ты не сыграешь для меня мелодию? Твоя музыка восхитительна.

— Но для этого…

— Что плохого в твоём естественном облике?

Она заколебалась. Очевидно было, что Флета предпочитала общаться с ним, когда выглядела, как настоящая девушка. Затем она пожала плечами и обернулась сама собой, с отливающей чернотой шерстью и в золотых носках. Из рога зазвучала приятная мелодия, которая вскоре разделилась надвое; в напеве присутствовали и высокие, и низкие ноты одновременно. Как у неё получалось издавать звуки сразу двух разных инструментов, Маш не понимал. Надо полагать, и здесь не обошлось без магии. Возможно, высокие ноты исходили из самого кончика рога, а низкие — из его более широкой основы. Но музыка поистине пленяла. Он всегда будет помнить и её красоту, и музыкальность.

Закончив, Флета снова превратилась в девушку.

— Ты ценишь во мне лишь мою мелодию, — поддразнила она его.

— Я бы ценил тебя не меньше, если бы… — Маш огляделся в поисках подходящей метафоры. Они стояли неподалёку от круглого пруда, в грязи которого раздували зоб толстые коричневые жабы. — …твой рог звучал, как лягушачье кваканье.

Она рассмеялась, однако из пруда донеслось сердитое кваканье: его слова услышали и сочли оскорбительными. Мгновение спустя на них смотрели уже все обитательницы пруда.

— Похоже, здесь нужно следить за тем, что говоришь, — сказала Флета, подавляя смешливое фырканье в лошадином стиле.

Маш был поражён. Ему и в голову не приходило, что жабы могут понимать человеческую речь.

— Я…

— Квак! — вознегодовала самая большая из них. Затем обернулась к своим соплеменницам. Те расположились кольцом вокруг пруда и дружно заквакали.