Вне игры

А через год, по удивительному стечению обстоятельств, Никита Владимирович вошёл в спектакль «Свадьба Кречинского». О, да! Такой утончённый красавец, такой элегантный фат разом разбил сердце Лидочки! Перед премьерой его роли я, робко постучав в гримёрную, вручила ему пасхальное яичко, расписанное моей рукой. Это тоже был первый день Пасхи. Я смотрю на его фотографию в роли Кречинского, где Лидочка стоит рядом с ним, и каждый год на Пасху читаю написанные им мне не память слова:

«Ах, Лидия, Лидия, какое у Вас доброе сердце! Стою ли я его?!»

Никита Подгорный.

Я люблю перечитывать старые письма. Я люблю подолгу держать в руках некогда дорогие предметы. Я люблю вглядываться в лица давно ушедших дней.

Есть безвозвратные предметы.
Теперь они навек мои:
Записки, кольца и портреты,
Открытки, локоны, платки.
Но для меня они как бритва!
Как красный плащ в глазах быка!
Когда их вижу, лишь молитва
Меня спасает от греха.
Всё сжечь, чтоб никогда не видеть!
Любимые глаза — порвать!
Слова «люблю» — возненавидеть
И все портреты растоптать!
Послать обратно адресату,
Как мусор выбросить во двор…
Но страшно мне, а вдруг когда-то
Я пожалею этот «сор».
Шкатулку старую достану,
Листая ворох прежних дней,
Моложе и счастливей стану
Благодаря любви твоей.

* * *

Я подкидыш! Они совсем забыли обо мне. Ведь если они приняли меня в свою семью, значит, они взяли на себя заботу о моей судьбе. Пускай я не окончила Щепкинское училище. Пускай никто из актёров Малого театра не был моим педагогом. Но я училась у лучших из них актёрскому мастерству. Я радовалась их успехам и горевала от их поражений. Да, я не могла принять многие их принципы существования на сцене и особенно в жизни. Мне это претило. Моя совесть не позволяла мне… Стоп! Вот он, ответ на все мои вопросы. Так, значит, «претило»? «Не позволяла»? Вот через сколько лет откликнулся в моём сознании тот разговор с Владимиром Павловичем Бурмейстером, когда он так жёстко спросил меня: «Да кто вы такая, чтобы переделывать Малый театр?» И впрямь. Разве подкидыш, взятый в семью, станет там наводить свои порядки? А я? Что я сделала, чтобы стать «своей»? И разве каждый из нас не чувствует себя порой подкидышем даже в своей собственной стране? В стране, где постоянно говорят о благе народа, забывая о судьбе каждого отдельного человека. Хватит ныть! Обратись со всеми проблемами к себе. А главное, где это знаменитое лепковское чувство юмора? Твоё спасение и твой талисман.

Вот, пожалуйста, тебя не забыли! Они даже помнят, что ты уже двадцать пять лет работаешь в Малом театре. Значит, у нас с вами, господа, серебряная свадьба? Нет, нет, простите, я оговорилась. Конечно, никакие не господа, а только товарищи! Товарищи повесили на стене большую афишу с поздравлениями. Там расписываются все желающие. К моему удивлению, желающих много. Начальство, как всегда, избитыми фразами. Но зато артисты, и пошивочные цеха, и все рабочие сцены, и костюмеры, и гримёры, и гардероб, и даже буфет — с любовью. Милые мои, родные люди! Я верю в вашу искренность. Я смотрю на афишу, и мне «больно-приятно». Есть у меня такое выражение. Я беру ручку и сверху афиши вешаю маленький листок в виде сердца и пишу на нём:

Благодарю вас за любовь,
Похожую на муки!
Я столько лет к вам вновь и вновь
Протягиваю руки.
И за терпение моё
Мне лишь одна награда —
Я роли жду! А без неё
Мне ничего не надо.
Я не состарюсь никогда,
Пусть голова седеет.
Я буду вечно молода,
Ведь юмор не стареет!

Я полагаю, что они любят меня больше всего за моё чувство юмора. А может быть, за искренность, а может быть, ещё за что-то совсем мне не ведомое. Но я верю, что многие любят. Помню, когда я уже ушла из Малого театра, каждый раз при встрече с некоторыми актёрами, и не только с актёрами, они буквально разрывали мне сердце словами: «Вика! Возвращайся! Без тебя так скучно. Тебя так не хватает!» Дорогие мои!