Вне подозрений

Дорогая Габи, я думал, что справлюсь, что смогу уберечь тебя от правды. Но ошибся. Я должен все рассказать, иначе ничего у нас не получится. Остальное неважно. Наверное, делать такие признания в письме – это показатель трусости? Что ж, я – трус.

Аня и в самом деле приходила к нам домой на собеседование. Я собирался тебе сказать еще тогда, но тут умерла твоя мама. К тому же выяснилось, что ты уже приняла на работу Марту. И визит Ани вылетел у меня из головы, не придал я ему значения.

А через несколько дней столкнулся с ней в парке. Я ехал из офиса домой на велосипеде и чуть ее не сбил – у моста, где заканчивается велосипедная дорожка. Почувствовал себя виноватым, потому что так и не перезвонил ей по поводу работы, и в качестве компенсации решил угостить ее кофе. Потом проводил домой.

И у нас начался роман. Ну вот, я это написал. Не мог не написать.

Мы оба не ожидали, что влюбимся. Лучше было бы соврать, сказать, что я ее не любил. Но я любил! Надо быть честным до конца. Ради нее. Когда она сообщила, что беременна, я растерялся. Сам не понимал, что чувствую. У меня и в мыслях не было бросать тебя и Милли! А тут как гром среди ясного неба. Куча моих сотрудников встречается с кем-нибудь на стороне – и ничего. Я пытался выиграть время. Сказал, что во всем тебе сознаюсь, только надо дождаться подходящего момента. Я не знал, что делать. Когда возникла угроза выкидыша, я даже обрадовался – вот, все решилось без меня…

Я с ума сходил, Габи. Меня рвало на части. От страха, что ты узнаешь, был сам не свой. Не жизнь, а пытка.

Было бы неуместно писать здесь о ее смерти, ее убийстве, об этом кошмаре, в котором отчасти повинен и я. Она пробуждала в мужчинах столько страсти! И если…

Продолжение фразы зачеркнуто.

Габи, я ее не убивал! Клянусь жизнью. Не знаю, как тебе доказать, но я не убивал ее! Я ни за что бы ее не убил.

Конец первой страницы. Я вытираю глаза. От капавших на бумагу слез чернила кое-где расплылись. Чернила… Даже в мелочах он верен себе. Бумага с водяными знаками «Базилдон Бонд», перьевая ручка «Монблан»… Письмо, наполненное тоской по умершей, письмо – признание в адюльтере заслуживает только лучших канцелярских принадлежностей!

Вторая страница на ощупь грубее, не такая гладкая – Филипп, видимо, не заметил, что пишет на тыльной стороне листа, оставив лицевую нетронутой. Почерк резче, острее. Лишь несколько строчек:

Я не могу врать дальше. То, что я сделал, – ужасно. Не знаю, что еще сказать, как исправить. Прости меня, милая. Прости, пожалуйста. Мне остается только надеяться на то, что со временем у тебя это получится.

Филипп.

Я сворачиваю два листка вместе и прячу их обратно в конверт. Кладу конверт рядом с собой на ступеньку. Где-то открыто окно – по шее пробегает холодный ветерок.

У моих ног так и лежит пакет из «Вэйтроуза». Поднимаю его и отношу в кухню. Полиэтиленовые ручки впиваются в пальцы. Водружаю пакет на тумбочку. Раскладываю по местам продукты. Ставлю в вазу декоративный лук. Лекарство Филиппа оставляю на тумбе.

Звонит телефон, и я автоматически поднимаю трубку. Некто, назвавшийся констеблем Эвансом. Где-то я это имя слышала.