Вне подозрений

– Я не мог… Не мог сознаться в полиции…

Слов почти не разобрать.

– Почему?

Он мотает головой.

– Объясни!

Долгая тишина. Наконец:

– Я там был. – Он закрывает руками лицо. – В ночь, когда она умерла. Я был там.

– Объясни, – повторяю я и вновь мягко отстраняю его ладони.

Он находит им новое применение – обхватывает голову и сжимает ее, словно тисками.

– Я действительно был в спортзале. И в «Нобу» был, и в «Дорчестере» тоже. Почти все время был на людях. Почти. Но не все время. Я урвал сорок минут. Боб думал, что у меня важный звонок, что я просто отошел поговорить. А я в это время был не в «Нобу», а ездил к ней. На велосипеде. Она уже долго не отвечала на звонки, и я волновался.

– Мечтал заняться по-быстрому сексом, да?

– Нет. Габи, не надо… – Он поворачивает ко мне измученное лицо. – Дома ее не было, а возвращаться к нам мне не хотелось. Поэтому я поехал обратно. Я думал, мне придется рассказать все. Ждал, что полиция разнюхает. Но оказалось, никто моего отсутствия не заметил. Мне все сошло с рук. И про нас с Аней никто не знал. Телефонный номер – предоплата, не контракт, – с которого я ей всегда звонил, я уничтожил. Встречались мы тайно. Я никому не рассказывал, даже Питу! Я был напуган. Сама подумай, как это выглядит, Габи. Моя любовница убита, а я в ночь убийства околачиваюсь возле ее квартиры. Кто бы мне поверил?!

– И ты решил, что можно жить дальше как ни в чем не бывало…

– Нет! Я пытался! Господи… Помнишь выходные в Брайтоне? Я старался, притворялся изо всех сил! Я сам подстроил эту командировку… Лишь бы уехать. Мне надо было подумать…

– Погоревать?

– Возможно. Да. На самом деле у меня были всего одни переговоры. Я мог вернуться уже через полтора дня после отъезда. Но я часами сидел в гостиничном номере, в каких-то барах – и пил. Напивался до бесчувствия… Пытался сгрести себя в кучу… решить, как жить дальше… Врал тебе по телефону, делал вид, что все у меня хорошо, сочинял караоке и лодочные прогулки…

Мы молча смотрим друг на друга. Наконец я разлепляю губы:

– Кто же тогда ее убил, Филипп? Если это не ты…

Он издает болезненный рык, будто его разрывает на части от родовых мук.

– Н-н-не знаю! Прежний любовник! Толек? Его ревность доводила ее до белого каления. Или еще какой-нибудь кавалер? До меня у нее был еще какой-то англичанин. Где бы она ни появилась, мужики липли к ней как мухи. Красавицей в классическом смысле ее не назовешь, но глаз оторвать невозможно… Что-то такое в ней было, понимаешь?… – Еще один жуткий всхлип. – Или какой-то псих? Не хочу… Но это не я, Габи! Клянусь тебе, не я! Поверь мне, пожалуйста…

– Ш-ш-ш…

– Она вскружила мне голову, Габи, околдовала… Я был словно во сне… Ничего не соображал…

Я поглаживаю его по голове. От этих слов меня коробит – мол, я тут ни при чем, это все она… Оправдаться любой ценой…

– Я понимаю… – произношу вслух.

Его руки расслабляются, он поудобнее устраивается на подушке, чуть подтыкает свободный угол одеяла, прикрывая плечи.

– Ты посылал ей цветы… покупал дорогие подарки – «Агент-провокатор»… дарил даже мои вещи…

Он опять прячет лицо в ладонях, и разобрать, что он говорит, можно с большим трудом. На этот раз я к нему не прикасаюсь.

– Ты действительно ее любил?

– Да, любил. Но это было скорее…

– Скорее физическое влечение? – подсказываю я.

Филипп кивает.

– Даже несмотря на татуировку? Милые вишенки, ничего не скажешь… Я думала, тебе не нравятся тату…

– Она была необычной… С ней все было по-другому. Я сам был с ней другим человеком…

Он самоустраняется… открещивается от ответственности. Это был не он. Это был «другой человек»…

Филипп подносит руку к моему лицу, прижимает к щеке:

– Прости, Габи… Я не хотел причинять тебе боль…

– Ну…

Я вдыхаю запах мыла и кофе, возбуждающий лимонный аромат его кожи – и все… нет у меня больше мыслей… все растворяется в этом запахе…

– Я должен пойти в полицию, – помолчав, произносит Филипп.

Кладу свою ладонь поверх его, крепче прижимаю к себе. Мои слезы капают ему на пальцы.

– Совсем скоро приедет Милли, – шепчу я, впитывая тепло его тела. – Давай позже… Может, даже завтра? Несколько часов ведь ничего не изменят? Пусть этот день будет нашим…

У него вырывается судорожный вздох. На меня смотрят полные надежды и доверия глаза. Сейчас в моих руках – вся его жизнь, ее горячее, бьющееся сердце…

– Что бы я без тебя делал?…

Мы молча лежим рядом. Сколько прошло времени? Час? Минута? Не представляю… Из-за окна в дом вдруг врываются звуки – хлопанье автомобильных дверей, голоса, смех, лязг калитки.

Филипп остается в спальне, а я сбегаю вниз, распахиваю дверь – и вот она, Милли! В шортах и сандалиях на босу ногу, порозовевшая от свежего деревенского воздуха, беготни по ферме и домашней еды. А за ее спиной – ненаглядная Робин, по-прежнему жизнерадостная и практичная, с «букетом» покрытого землей ревеня.

Мы обнимаемся и радостно визжим. Милли мячиком скачет вокруг нас, кривит мордашку при виде моей стрижки, а Робин пулей несется в туалет – иначе у нее сейчас лопнет мочевой пузырь! Ревень перекочевывает ко мне. Что с ним делать-то?