Вне подозрений

И снова я брожу. На этот раз – уже не мысленно. В реальности. Туда-сюда по убогой маленькой камере. Новой камере. Туда-сюда… Представляю, что я на занятиях по степу. Падаю на скамейку. В голове крутится дурацкая бодрая песенка «Успокой, лютик мой». Ее частенько включают во время тренировок по аэробике в клубе «Харбор». Чего ради я стала членом этого клуба? Жеманные дамочки у стойки администратора; мамаши в обтягивающей лайкре; их неимоверно избалованные альфа-сорванцы в бассейне; напичканные индексами «Никкей» папаши, вытрясающие друг из друга душу на крытых всесезонных кортах… Филипп был в полном восторге, но я-то… Зачем согласилась я?

Я погрязла в его жизни по уши… Дала себя поглотить…

Из-за тяжелой двери внутрь камеры просовывается голова констебля Морроу. Она напоминает заботливую родительницу, проверяющую, не проснулся ли малыш.

– Ну-ка, живей за мной!

Не хочу знать, что происходит. И спрашивать не хочу. Пока мы идем – коридор, несколько ступенек, комната, в которой ждут Каролина Флетчер и Периваль, – я мечтаю. Все будет хорошо. На улице меня будет ждать Стив, и уже через пару минут я уеду… Выберусь из этого кошмара, этого ужасного сна. Рвану отсюда, как когда-то в Далласе рванул вперед автомобильный кортеж, унося прочь мертвого президента и живую Джеки Кеннеди…

Альтернативу моему чудесному спасению не хочу даже представлять. Слишком уж она мрачная.

– Ваши вещи. Посмотрите, все ли на месте. Доверять здесь нельзя никому.

На столе стоит моя сумочка, подаренная Филиппом. Смысл сказанного адвокатом доходит не сразу. Руки так дрожат, что замок расстегивается с трудом. Что было внутри?… Не помню, не представляю. Я роюсь в сумке, но ничего не чувствую – нервы порваны в клочки, связи нарушены, никаких тебе электрических импульсов… Поддергиваю вверх рукава в надежде ощутить кончиками пальцев хоть что-нибудь. Бесполезно… Мозг не включается. С одинаковым успехом я могу нежно поглаживать свой телефон… кошелек… органайзер с птицей додо на обложке… упаковку «Тампакс» – и щупать вату или мягкие бинты.

– Все на месте. – Сейчас легче всего произнести именно это.

– Хорошо. – Каролина Флетчер встает. – Периваль?…

Инспектор мрачен. Он монотонно произносит механическим голосом:

– Вы выпущены под залог. Не уезжайте никуда надолго. Можете быть свободны.

Ноги слабеют – облегчение, оказывается, бывает таким же подкашивающим, как и страх. Из груди вырывается то ли судорожный вздох, то ли всхлип.

Но он, Периваль, не может так просто сдаться. Не желает уступить. Ему важно, чтобы последнее слово осталось за ним.

– А шрамы-то, я смотрю, зажили.

Продолжаю набираться нового опыта. Оказывается, мне нужен автобус № 219. Констебль Морроу – настоящая ходячая энциклопедия городских маршрутов. Можно подъехать на 319-м и пересесть. Или на 432-м «Б» (кажется), но он идет «вокруг да около». Я-то всегда думала, что автобусы так и должны ездить, как иначе? Век живи – век учись. До остановки 219-го надо порядком пройтись, но:

– Сегодня чудесный солнечный день. Прогуляетесь, развеетесь…

Меня могла бы подбросить Каролина Флетчер, но ее машина стоит в автосервисе с разобранной подвеской. (Поэтому-то она и была сегодня не в своей тарелке. Если набраться терпения, объяснение найдется всему.)

В автобусе меня тоже ждало открытие. Надо же, теперь какая-то сложная система оплаты проезда в общественном транспорте… Разные виды проездных… В зависимости от того, где и какой куплен билет, разная стоимость… Кто бы мог подумать! И кондукторы не любят давать сдачу. Пришлось рыться в сумочке, выискивая нужные монеты прямо на ходу, шатаясь из стороны в сторону в такт движению автобуса. У всех остальных пассажиров, похоже, были смарт-карты «Ойстер». Вот начну новую жизнь, открою в ней первую чистую страничку – и тоже куплю себе «Ойстер».

Когда выходишь из темного кинозала и вдруг обнаруживаешь, что на улице до сих пор светло, мелькает шальная мысль – пока ты смотрел фильм, Земля обернулась вокруг своей оси, наступили новые сутки, а ты и не заметил. В первый миг, когда спускаешься по лестнице или сходишь со ступеней эскалатора, тебя поражает даже дневной свет, словно нечаянный сюрприз, – и неважно, что ты просто любуешься им сквозь окна торгового центра «Сауссайд»… Вот так же и моя свобода – удивляет… ошеломляет… как нежданная диковина. Я верю и не верю…

На Клэпхэм-Джанкшн кипит жизнь – великолепная, яркая, сверкающая. Низкое солнце заполонило витрины магазинов. Вытянувшиеся в ряд навесы цветут живыми, сочными красками, словно праздничные флаги. Из-за заборов, скрывающих садики возле домов, выглядывают розовые ватные комочки – цветущая вишня. На другом конце парка в мутноватой дымке на фоне синего, как форма «Челси», неба проступают ярко-зеленые верхушки деревьев.