Вне подозрений

– Вот и хорошо. Домашние дела, между прочим, здорово отвлекают. Вот у нас на днях кот стащил моток пряжи и опутал им ножку стула… – Она живо описывает, как весело они вызволяли пряжу, как заняло это мероприятие целых два часа, и были эти два часа «самыми счастливыми» в ее трудовой деятельности.

Клара дает мне передышку. Как же хорошо она меня чувствует! В юности я иногда без приглашения являлась к ней домой, и она всегда безошибочно угадывала, что мне сейчас нужно – дружеский разговор или блаженная тишина.

Прикрываю трубку ладонью и высмаркиваюсь в обнаруженный под подушкой носовой платок.

– Кен говорит, эта девочка, что тебя замещает, ну та, что рассказывает у вас про социальные сети, тебе и в подметки не годится.

Я откашливаюсь:

– Правда?

– Никакого сравнения!

– Он что, мой поклонник? – Добавляю в голос чуточку тщеславия, чтобы уверить Клару в том, что я уже в норме.

– Разве только он? – мягко заверяет подруга. – Сама знаешь, у тебя их полно… Так что стряслось, Габи? Что это вообще такое?

– Долгая история…

– У меня есть пятнадцать минут, – серьезно сообщает она.

И я рассказываю все – или почти все. Про арест и допрос, про крошечные размеры камеры. О кредитке и итальянской почве не упоминаю. И не углубляюсь в подробности расспросов Периваля. Стоит мне только о нем подумать, как внутри все сжимается. Он всячески дает мне понять, что я как личность, как человек для него – пустое место; что он может вылепить из меня все, что угодно; и что именно к этому он стремится.

– А туалет в камере есть? – после того, как я замолкаю, интересуется Клара.

– В одной из них – был.

– И ты пользовалась?…

– Сходила один раз по-маленькому. Терпеть уже не могла. Больше ничего.

– А туалетная бумага?

– Нет. Пришлось просто стряхивать…

– Это же бесчеловечно! Шокирующее отсутствие туалетной бумаги в камерах полицейского участка в Баттерси! Напиши разоблачительную статью!

– Боюсь, не за горами совсем другая разоблачительная статья…

– Что, желтая пресса так и крутится возле твоего дома? На одном из снимков видны оливы. Кстати, выглядят чудесно.

– Да.

Она говорит, что теперь, когда полиция «осознала ошибочность своих действий», мне стоит пообщаться с кем-нибудь из писак, дать кому-нибудь одному эксклюзивное интервью. Тогда остальные отстанут. В шоу «Большой брат» так всегда бывает – когда одному журналисту удается «подцепить» изгнанного из дома участника, другим стервятникам ловить больше нечего.

– «Мояисториямоямýка»! – в одно слово провозглашает Клара. – Давай, действуй. Попробуй! И не забудь сказать про то, что в камере не было туалетной бумаги. Лоббируй! Добейся рассмотрения вопроса в парламенте!

– Я могу прославиться как человек, вернувший арестантам «Клинекс»…

– Или «Зеву»! – подхватывает она. – Или бумажные носовые платочки с алоэ. Или платочки тканевые… Или – чем черт не шутит! – может, даже влажные салфетки!

Мы смеемся. Опухшие глаза превратились в щелочки, в груди колет.

– Когда тебе на работу? – наконец спрашивает Клара.

– Терри дала мне несколько выходных. Инди, та девочка по соцсетям, давно мечтала занять мое место… А этот ваш физик, Кен, и правда говорит, что она не очень?…

– Да.

– Чувствую себя полным ничтожеством… – Голос у меня прерывается. – Клара, что мне делать?…

– Не делай ничего! У тебя психологическая травма. На работу всегда успеешь, а пока тебе надо отдохнуть. Побудь с Филиппом…

Раздается звонок. Ей пора к девятиклассникам, изучать «стойкость материалов». Она еще перезвонит, чтобы узнать, как мне «загорается». Хорошее слово «загорать»… Сразу рисуется море, ясное ласковое солнышко… От этого слова веет оптимизмом. А о том, что Филипп далеко, Клара не знает.

– Габи, ты у меня сильная! – добавляет она, и наружу наконец прорывается тревога, во время разговора скрывавшаяся за шуточками. – На твою долю в детстве выпало столько!.. А ты не сдавалась, боролась и победила. И сейчас справишься. Ты справлялась и не с таким!

Разговор окончен. Я выбираюсь из постели, умываюсь. Зеркало отражает красные глаза, впалые щеки. Одеваюсь. Любимые джинсы куда-то запропастились. Ничего, сойдут и спортивные штаны. Натягиваю джемпер. Сквозь щели в закрытых жалюзи разглядываю улицу. Тучи разошлись, открыв глубокое – синее, словно Юнион Джек, – небо; день обещает быть солнечным. Сколько еще народу пасется у дома? Головы… Прислонившиеся к машинам тела… Операторское оборудование на теплых каменных плитах… Лужицы в сточных канавах… Скука… Озябшие руки… Льющаяся из чьего-то плеера незамысловатая музыка… Пустая болтовня, обсуждение завтрашней игры: «Да, не мешало бы поставить Макэкрана в полузащиту, дали бы парнишке шанс».

Может, и правда по совету Клары выбрать кого-то одного и пообщаться? Надо будет спросить у Элисон Бретт. Когда она перезвонит.

И тут мой взгляд упирается в…

Периваль. Господи, с каким же ужасом я его ждала! Оказывается, в глубине души я была уверена, что он рано или поздно объявится, поэтому сейчас не удивляюсь.