– Правда? – Какая светская беседа. – А я-то думала, это сказала Эстер Ранцен.
Он неожиданно тепло, по-доброму смеется:
– Берегите себя.
Одинокий долгий вечер… Ноги и руки отяжелели, ослабели от бездействия. Голова болит. Мне страшно – и виноват в этом Периваль. Но, кроме того, глубоко внутри притаился другой ужас – густой, липкий… ужас перед тем, что давно надо было сделать, но я все никак… Я капитулировала, отступила в спальню. Без Филиппа и Милли дом кажется таким пустым, населенным призраками, тенями. Даже стены кричат об утраченной нормальной жизни.
Уснуть не получается. Кровать неудобная, и в ней слишком много меня – тепло моего тела, мой запах, крошки от моих давних бутербродов. Я переворачиваю подушку в надежде отыскать прохладу. Ведущую из комнаты на лестницу дверь я заперла. Но разве это спасет? Надо обдумать план побега… Распахнуть окно, выбросить матрас – и выпрыгнуть. Или через ванную – там крыша пристройки, падать не так высоко.
Медленно тянутся минуты. Я думаю о Милли, спящей на ферме у Робин. Надеюсь, она и правда спит. Надеюсь, хоть ей не страшно. И она видит добрые сны. Иногда ей снятся кошмары. А вдруг и сейчас?… Попросится ли она в кровать к Робин, если испугается? И разрешит ли Робин? Как было бы здорово, если бы малышка лежала сейчас рядом, обвивала меня руками… Я закрываю глаза, представляю ее мордашку. Кулаки сами собой сжимаются. Ей уже можно вернуться! Журналисты отстали, на работу я не езжу. Но… все же… лучше ей оставаться там… от беды подальше. Здесь небезопасно. Уж в этом-то я не ошибаюсь.
Посреди ночи я не выдерживаю, включаю свет. Пробую читать. Вечером я чувствовала себя такой обессиленной, неуверенной, что звонить Терри не решилась. А зря. Если бы я занялась работой, стало бы легче. Жизнь приобрела бы размеренность и ритм, а я – виды на будущее. Рядом находились бы люди – Стэн! – с которыми можно спорить и препираться. И тогда это ощущение, как у загнанного в ловушку животного, отпустило бы… Сколько еще дней ждать, пока мне разрешат вернуться? Два? Три? Может, просто приехать без предупреждения, встретиться с Терри лицом к лицу, попросить? А вдруг она мне откажет? Вот тогда уж точно конец. Лучше надеяться… Лучше не знать…
Шум на улице. Вопли, крики. Тяжелые шаги и топот. Визг. Молодежь…
Если я так и буду лежать, сойду с ума. Стану еще безумнее, чем уже стала. В телефоне был пропущенный вызов от Клары, но, когда я ей перезвонила, она не взяла трубку. Милли? Уже очень поздно… Филипп? Нет!
Джек.
Его номер записан на форзаце моей книги. Еще с тех времен, когда он позвонил мне впервые. Давно…
– Простите. Вы еще не легли?
Низкий голос:
– Нет. – Зевок. – Я работал.
– Над чем? Надо мной?
Он смеется, и смех сонный.
– Рецензия на книгу для «Мэйл-санди», – и он называет имя немолодого писателя, автора триллеров.
Но я почти не слушаю:
– Простите, что позвонила. Мне как-то… не знаю… неспокойно. Мне опять пришла анонимная посылка от сталкера. – Я стараюсь говорить как ни в чем не бывало, но сердце чуть не выскакивает из груди. – Фильм ужасов. «Я слежу за тобой-2: Выпускной бал».
– «Я слежу за тобой-2»?
– Да. Кошмар какой-то.
– Вообще-то забавно. Смешная идея – запугать кого-нибудь с помощью сиквела. Первый «Я слежу за тобой», скорее всего, уже давно не продают. Представляете, как этот сталкер психовал, прочесывая полки в поисках подходящего фильма! Интересно, как он рассуждал? «Убийство»? Нет, для нее это слишком хорошо! «Ночь живых мертвецов»? Ну нет, это ж халтура!
Я всхлипываю сквозь смех:
– Мне никогда раньше не присылали ничего такого пугающего.
– Это просто дурацкая шутка. Выкиньте из головы!
– А конверт был такой же, как мы нашли у Марты.
– Может, и совпадение, но полиции на всякий случай об этом скажите.
– Уже. Меня проведал Периваль. Я отдала ему диск и конверт.
– Вот и отлично! Марта дома?
– Нет.
– Наверное, на почте.
– Точно!
– Поговорим завтра. Сейчас вам надо поспать.
– Знаю. Тогда – спокойной ночи?
– Спокойной ночи. Увидимся утром.
– Книжная рецензия… Так вы и правда журналист? Не обманули?
Молчание. Я уже думаю, что он отошел от телефона.
– Да разве это журналистика? – наконец раздается в трубке. – Мне, увы, гордиться нечем. А это почти так же стыдно, как если бы вы действительно уличили меня во лжи.
Понедельник
Криста живет в квадратной многоэтажке в Рохэмптоне – одной из пяти или шести высоток, рассыпавшихся вдоль склона в направлении Ричмонд-парка. Их видно издалека, даже с плантации Изабелла, куда любит ежегодно выбираться мама Филиппа, чтобы полюбоваться азалиями. Но вблизи этих домов я еще не бывала.
За мной, кажется, никто не следил.