Вне правил

Я сообщаю приятелю из газеты все сведения, которыми располагаю. Ссылаясь на неназванные источники, он разносит в пух и прах полицию, ее методы, провалы и попытки скрыть их от общественности. Пользуясь моими архивами, он публикует большую статью о непродуманных действиях полиции и чрезмерном применении ею силы.

Я много выступаю в прессе. Не буду кривить душой и говорить, что мне это не нравится, — на самом деле это наполняет мою жизнь смыслом.

Ответчики подают ходатайство судье Сэмсону и, по сути, просят его заткнуть рот «всем адвокатам, принимающим участие в рассмотрении гражданского иска». Судья Сэмсон отклоняет ходатайство, даже не посчитав нужным провести судебное слушание. Судья повергает защитников Города в настоящий ужас, и они в панике. Я не жалею патронов.

Я работаю один, у меня нет ни реального офиса, ни, естественно, персонала. Одинокому волку вроде меня чрезвычайно трудно вести знаковые гражданские и уголовные судебные процессы без какой-либо поддержки, и вот тут на помощь приходят два Гарри. Гарри Гросс и Гарри Скалник держат контору из пятнадцати адвокатов, которые трудятся в переоборудованном складском помещении на берегу реки в центре Города. Они в основном занимаются апелляциями и стараются избегать судов присяжных, почти все время копаются в юридических справочниках и корпят над бумагами. Наша договоренность проста: они выполняют всю бумажную и исследовательскую работу, за что я отдаю им треть своего гонорара. Это позволяет им чувствовать себя в безопасности, поскольку они держатся в стороне как от меня, так и от людей, которым я не нравлюсь. Они подготовят целую пачку ходатайств толщиной с дюйм, передадут ее мне для ознакомления и подписи, и ничто не будет указывать на их связь со мной. Они трудятся за закрытыми дверями, и полиция их никогда не беспокоит. В случае с Сонни Вертом — клиентом, которого разбудил рев двигателя танка в доме, — Город заплатил миллион долларов. Моя доля составила двадцать пять процентов. Два Гарри получили чек на приличную сумму, и все были счастливы, за исключением разве что Сонни.

В нашем штате максимальная компенсация ущерба по гражданским делам составляет один миллион. Это связано с тем, что мудрые люди, принимающие законы в законодательном собрании нашего штата, десять лет назад решили, что их суждение гораздо важнее мнения присяжных заседателей, которые выслушивают доказательства и оценивают нанесенный ущерб. Их обвели вокруг пальца страховые компании, которые по-прежнему финансируют национальное движение за реформу законодательства о гражданских правонарушениях — настоящий политический крестовый поход, причем чрезвычайно успешный. Практически каждый штат установил ограничение на компенсацию понесенного ущерба и принял другие законы, чтобы держать людей подальше от здания суда. А тем временем страховые ставки ни разу не снижались. Журналистское расследование, проведенное моим приятелем из «Кроникл», показало, что для проведения своих предвыборных кампаний 90 процентов наших законодателей брали деньги у страховщиков. И это считается демократией.

В практике каждого адвоката, имеющего дело с простыми людьми, есть своя история ужасов о том, как получившему пожизненное увечье клиенту выплатили по страховке лишь возмещение расходов на медицинское обслуживание.

А что с настоящими преступниками? Наши законодатели приняли еще один закон, предоставляющий судебный иммунитет спецназовцам, которые могут слегка увлечься и застрелить не того человека. При трагедии, произошедшей в доме Ренфроу, четверо полицейских выпустили не меньше тридцати восьми пуль. Пока неясно, кто на самом деле ранил Дага и убил его жену, да это и не важно. Они все освобождены от уголовного преследования.

Я много часов провожу с Дагом, пытаясь растолковать ему действующие правовые нормы, лишенные всякого здравого смысла. Он хочет знать, почему жизнь его жены оценивается всего в один миллион долларов. Я объясняю, что за это ограничение проголосовал сенатор от его штата и что он тоже берет деньги от страховых лоббистов, так что Дагу, по-видимому, следует связаться с этим выборным должностным лицом и устроить ему скандал за такое голосование.

— Тогда почему мы подаем в суд и требуем пятьдесят миллионов, если максимум, на что можем рассчитывать, — один миллион? — не понимает Даг.