Таким образом, не было ничего сверхъестественного в барельефе из лавового камня, такого как в № 10, который, если профессор правильно соотнес его к кхмерскому происхождению, должен прибыть из джунглей Камбоджи; и нет ничего страшного или неестественного в каменном тики, № 7 в списке профессора, что явно связано с тонкой работой мастеров с Маркизских островов.
Тем не менее, одна мелочь вызывала небольшое беспокойство, если исследовать артефакты в свете расстояния… потому что между Маркизскими островами и Камбоджей протянулось более восьми тысяч миль поверхности океана… и это казалось удивительным, или даже поистине невообразимым, что две настолько удаленные друг от друга культуры могли иметь резные образцы злобной магии с именами, столь удивительно похожими, как З'отомого и З'мог.
Двенадцатый пункт в инвентаре — был гораздо более удивительным, чем все остальные вместе взятые. Описание профессора гласило:
12) Нефритовая фигурка, искусство не опознано; обнаружено местным ныряльщиком на Понапе, 1909. Примечательна надпись на основании (не наакаль, тсат-йо или р'льехский?). Определенно изображение Зот-Оммога!
Этот особенный артефакт почти сразу же привлек мое внимание. Действительно, среди беспорядка резной и окрашенной древесины и грубо вырезанной каменной кладки он резко отличался. Поскольку «статуэтка Понапе» никогда не была сфотографирована или отображена, я опишу ее в деталях, потому что она наиболее примечательна.
Во-первых, необычная редкость найти обработанные нефритовые изделия такого размера среди произведений коренных народов Тихого океана, если только они не являются торговыми марками из Китая, которые обычно и встречаются. Этот конкретный образ или кумир, конечно же, не был китайской работы… действительно, как по стилю, так и по технике, не говоря уже о мастерстве, он был совершенно уникален.
Вкратце, статуэтка, включая основание, была около девятнадцати дюймов в высоту и была из обработанного и отполированного нефрита незнакомого типа. Я не специалист в китайской резьбе по нефриту, но я никогда не видел такого рода нефрит прежде. Он был скользкий серо-белый, покрытый пятнами или крапинками глубокого темно-зеленого цвета и одинаково плотный и тяжелый. Сам образ не только не гуманоидный, но практически не реальный, — навязчиво наводящий на размышления о некоторых странных резных фигурах малоизвестного скульптора-любителя Кларка Эштона Смита, — и в деталях, не говоря уже о концепции и утонченности, странно напоминающий блестящую работу, проделанную знаменитым скульптором из Сан-Франциско Киприаном Синколом.
Он представляет собой своеобразное существо с телом в форме усеченного конуса с широким основанием. Плоская, грубая, клиновидная, отдаленно напоминающая змеиную голова венчает этот конический торс, и голова эта почти полностью скрыта за извивающимися локонами. Эти волосы, или борода и грива, состоят из густых резных и свернутых спиралью веревок, напоминающих змей или червей, и мастерство настолько необычно натуралистично, что вы можете почти поклясться, что скользящие усики находятся в движении. Посреди этой отталкивающей медузоподобной гривы розовых усиков два жестоких змеиных глаза блестят в жутком смешении, как холодной, бесчеловечной насмешки… так и того, что я могу описать только как злорадная угроза.
Техника неизвестного скульптора — одна из удивительных сложностей: нет ни малейшего намека на первобытное происхождение в этой загадочной и слегка отталкивающей фигурке. Он, должно быть, обладал исключительными талантами — настоящий виртуальный гений, — чтобы отразить это выражение хитрого взгляда, ледяной, чужой угрозы в неподатливом материале, каким является гладкий тяжелый нефрит. Но то, что сумел изобразить скульптор… вызывало тревожные опасения.
Основание, на котором было установлено это усеченное коническое тело, было вырезано из того же неизвестного покрытого пятнами нефрита, и под странным углом, как будто культура скульптора пользовалась полностью неевклидовой геометрией. Глубоко и чисто были вырезаны на одной стороне этого странно угловатого основания два чрезвычайно сложных иероглифа на неизвестном мне языке. Эти символы не имели сходства с китайскими идеографами, египетскими глифами, арабскими буквами, санскритом и даже с распространенными формами месопотамской клинописи, и, конечно же, никакого малейшего сходства с какой-либо южно- или центрально-тихоокеанской письменностью, известной мне.