– Мне плевать, – ответил жрец. – Столько законов нарушено, богов уже давно гневят мои поступки.
«А если бы магистраты знали, чем я занимаюсь, меня бы давно лишили титула и распяли…», продолжил он про себя.
– Я тебя предупредил, – пожал плечами чернокнижник.
Если бы Вивиан знал, к чему все это приведёт! Не был бы он одержим идеей возвращения сына, Вида, скорее всего, была бы жива…
К горлу, как всегда, при воспоминании о родных, подкатил ком. Жрец вновь вздохнул и принялся дополнять свою книгу о Кристалле новыми записями. Удивительно, но все, что он в неё записывал, не стиралось из реальности, как из других книг, а оставалось нетронутым. Единственная, кто помнит происходящее, помимо Вивиана. Всё, что связано с Кристаллом, было нерушимым.
На протяжении всех этих месяцев Вивиан вел летопись Кристалла, собрал всю информацию от чернокнижника и записал её здесь, на всякий случай, зашифровав. Но жрец так и не смог приблизиться к разгадке. Кристалл просто не работал. То, что в нем сосредоточена огромная сила, Вивиан не сомневался. Но «активировать его, чтобы раскрыть все способности камня», как говорил колдун, у жреца не выходило.
И вот четыреста дней назад, когда на его глазах впервые погиб Максимиллиан, Вивиан смог запустить силу, что была заключена в Кристалле.
До сих пор он не может забыть ту адскую боль, что пришлось пережить в тот день. Вся скорбь мира от утраты единственного родного человека, адская боль от прожигающей насквозь лавы, и, кажется, ещё больший жар от невесть откуда взявшегося в руке Кристалла. И темнота…
А потом – новый день, жрец очнулся на полу в своём доме, с Кристаллом в руках. Точнее, с Кристаллом и его осколками, которые он, на всякий случай, решил спрятать в разных частях Помпей.
Кристалл же изменился до неузнаваемости – из неправильного куска породы он стал идеально ограненным камнем, сотни мелких граней переливались всеми возможными цветами – от иссиня-черного до кроваво-красного.
Вот только новый день повторился точь-в-точь, как и предыдущий… И опять, опять, опять… Вивиан понял, что шанс выпал довольно призрачный. Но плата, действительно, оказалась слишком высока. А ведь он думал, что хуже гибели Виды и его сыновей быть ничего не может…
С тех пор его жизнь превратилась в сплошной кошмар – круговерть горечи и людских страданий повторялась вновь и вновь. За это время он смог научиться в мелочах менять свою реальность, но самые важные события жизни изменить не мог – Вивиан, а главное, его Макс, почти всегда погибали, этого было не изменить. А если жрец оставался жив, то все равно просыпался утром в день извержения…
Но сегодня с утра все шло по-другому, и великий понтифик понял, что это его последний шанс. Принести жертву в храме Юпитера, множество раз разрушенного землетрясениями на его глазах, затем отправить Максимиллиана в Рим, его должен принять Плиний… Сделать записи предзнаменований, ведь сегодня он, вероятно, сможет зафиксировать историю, а может, и спасти многие жизни… Хотя нет – к Плутону записи предзнаменований. Лучше уделить время летописи Кристалла…
И теперь, когда летопись окончена, пора действовать.
Вторая колесница была подготовлена ещё утром. Черные кони, в ожидании, рыли копытом землю. Вивиан отвязал упряжку, и взмахнув поводьями, сорвал колесницу с места.
Кристалл в руке, книга в сумке на плече. Вперёд, вперёд, вперёд, по опустевшим улицам! Сколько раз он прорабатывал этот побег, доведя его до совершенства. И сегодня был настоящий концерт после всех репетиций. Он был уверен, что все получится.
Вот только все снова, несмотря на старания, подготовку и удачные предзнаменования, пошло наперекосяк. Сегодняшний день, действительно, был особенным. Сначала лошади, испугавшись рухнувшей колонны храма Аполлона рванули совсем в другую сторону, а потом, колесницу подбросило на огромном валуне. Вивиан упал на землю, на несколько минут потеряв сознание.
Когда жрец пришёл в себя, лошадей и след простыл.
«Но нет, кажется, они не так далеко», – подумал великий понтифик, увидев в тысяче футов от себя колесницу. Вивиан попытался встать, но не смог. Левая нога вся окровавлена – видимо, перелом. «За последние тринадцать месяцев чего только не случалось», – грустно усмехнулся жрец, всматриваясь в приближающуюся колесницу.
Земля вновь задрожала, со спины пахнуло жаром – лава спешила похоронить под собой некогда великий город.
– Не может быть! – Вивиан, наконец смог разглядеть того, кто управлял колесницей.
Это был Плиний. А рядом с ним – о, нет! – был Максимиллиан.
– Что этот мальчишка вытворяет! – превозмогая боль и слабость и едва сдерживая ярость, великий понтифик, подволакивая больную ногу, всё-таки смог подняться.
Плиний остановился в тридцати футах от Вивиана – лошади наотрез отказались приближаться ближе, жар от лавы давил все сильнее и сильнее.
– Плиний, зачем ты привёл мальчишку? – вне себя от злости, закричал жрец.