Вне закона

— Какому отряду? — спросил я, зачесывая назад мокрые волосы растопыренной пятерней?

— Шестьсот двадцатому. Да, ты не знаешь! Ночью пришли из-за Днепра — человек сто, настоящие партизаны... У них за Днепром, в Кличевском районе, целое партизанское соединение. — Ванюшка вытащил из кармана блокнот, раскрыл его. — Командует соединением полковник Нечипорович. Воевал он на границе, командовал дивизией. А когда немцы расчихвостили ту дивизию, пробрался он с товарищами в Минск, зимой связал тамошних подпольщиков с партизанским отрядом Покровского и сам прикатил в этот отряд на грузовике. Покровский сделал его командиром, сам стал комиссаром. Отряд полковник назвал двести восьмым в честь погибшей своей дивизии и в знак продолжения борьбы. Весной, после боев с карателями, этот отряд перешел в — Кличевские леса — там действовали другие, небольшие отряды — Сырцова, Ливенцева, Свистунова, Изоха. На общем собрании коммунистов решили объединиться, восстановить советскую власть в районе, избрать райком партии. Всем отрядам полковник присвоил номера полков, которые когда-то входили в его дивизию. Отряд Сырцова стал шестьсот двадцатым. В мае этого года Нечипорович установил связь с десантниками вашей, Витя, части, связался наконец с Большой землей. Москва утвердила Кличевский оперцентр во главе с

Нечипоровичем, прислала кличевцам представителей ЦК Компартии Белоруссии и Западного фронта. Соединение почти все лето ведет бои с карателями. С месяц назад карательная группировка под командованием генерала Шенкендорфа с танками и авиацией окружила кличевцев в Усакинском лесу. После нескольких неудачных попыток, понеся большие потери, партизаны вырвались из двойного кольца. Партизаны Нечипоровича тесно взаимодействовали с десантными группами из вашей части — Сороки, Одинцова, Вацлавского. Боевые, хорошие ребята! Вот и все, что удалось узнать от партизан о шестьсот двадцатом.

— Немало,—  проговорил я, сильно взволнованный этим сообщением. — Вот это размах! И главное — райком, оперцентр, работа коммунистов — все, чего не хватает нам. Вот это да! А где он сейчас, шестьсот двадцатый?

— . Тут где-то, в лесу. Что же теперь делать, а? Пропал я! Посоветуй, будь другом!..

— Пока шифр знаешь только ты — ничего с тобой не случится. А ты молодец, Иван! Ей-богу, молодец! Ничего не бойся — твой шифр что талисман. Пуще глаза его береги! Самсонов тебя не тронет...

Я вытерся его полотенцем.

— Нет уж, надо держаться подальше от этих дел,—  вздохнул радист. — Вот и Токарев... Ну и фрукт! Не лезь, говорит, Ваня, поперед батьки в пекло. Самсонов — батька наш, ему, говорит, и ответ держать, а наше дело сторона,—  зло выплевывал Иван слова Токарева, совсем забыв, что и сам он, до убийства своего командира Иванова, твердо стоял за «политику невмешательства». — Еще, сукин сын, поговорку сволочную ввернул: правдой жить, палат не нажить! Эх ты, говорю, Илья Муромец! А он смеется: нынче на временно оккупированной святорусской земле, мол, и Илье Муромцу ничего не стоило бы себе шею сломать. А чего ради? В условиях победившего социализма все равно, говорит, неизбежно восторжествует справедливость.

Вон был один Илья — Илья Петрович Богомаз — тоже был «великий полководец», но зачем же собственную шею ломать?

Я вздрогнул, впился в Студеникина глазами: «Значит, Токареву что-то известно, а

Студеникину? Нет, о Богомазе он ничего, видно, не знает... Не знает, а должен знать!»

— Ты, конечно, тоже советчик не ахти какой,—  свирепо глянул на меня Студеникин. — Как в сказке — налево пойдешь, направо пойдешь... И Самарин с Борисовым меня подбивали... Ну что вам — больше всех надо? За всех вы в ответе, что ли? Тише! Лагерь... Мама моя! — опомнился у «радиорубки» Студеникин! — Да я помыться забыл!

За палаткой радиста я увидел Самарина. Он вел под руку расстроенного Гаврюхина и в чем-то настойчиво убеждал его.

Я тебе как коммунист коммунисту говорю... — услышал я напряженный голос Самарина уже за кустами. — Не ту ты линию взял. Возьми, к примеру, этот шестьсот двадцатый отряд... Вот у них порядок...

3

Шалаш Самсонова похож на комиссионный магазин — весь забит подержанным иностранным добром немецкий патефон, немецкий ковер, «телефункен», несессер. Все это добыто нашими руками.

В шалаше уже сидели на топчанах Ефимов, Кухарченко, Перцов, Козлов, Дзюба со своим комиссаром, Гущин, Богданов, Гаврюхин.

— Присаживайтесь! — сказал мне и Шелкунову Самсонов. — Места нет? — Взгляд Самсонова упал на Перцова. — Ну-ка, Перцов, сходи на кухню, поторопи там шефа с обедом. И свежим воздухом заодно подыши.

Перцов вспыхнул и молча поднялся с топчана. Вдвоем мы легко уместились на освободившемся месте.

— Созвал я вас для того,—  начал Самсонов,—  чтобы разработать план нападения на гарнизон немцев в Никоновичах...

— Никоновичи! — вскричал Кухарченко, хлопая по столику кулаком. — Вот это здорово, вот это да!