Вне закона

— Ты где пропадал? Что делать? Мы еле от танка удрали. Прут по шляху. Почему ты о завалах не подумал? Пришлось заминировать Горбатый мост. Мы с Самариным перевели на наш берег всех беженцев — там их тысячи! За мостом — другие отряды. Самарин заслон у моста выставил. Половина леса, весь Быховский район теперь за немцами. А как мы теперь узнаем, где другие наши отряды? Дзюба, Аксеныч, Мордашкин?.. Где они? Там? За мостом? У немцев? А кто же знает, ежели не ты? Какого хрена прохлаждаешься тут? Контрольный пункт у тебя тут, что ли? Что воды в рот набрал?

Самсонов словно не слышит Барашкова. В глазах — пустота.

— Надо на восток идти. Шестьсот двадцатый еще вчера ушел на восток,—  подсказывает Самсонову Самарин. — А наш шестой в Александрове стоит. Там пока тихо. К Дзюбе, Аксенычу и Мордашкину я послал связных.

Самсонов оживает.

— Я жду связных из Александрова, я...

— Дело дрянь, Иваныч,—  по-прежнему весело заявляет Кухарченко, протискиваясь к Самсонову и размахивая офицерской полевой сумкой. — Побачь, какие документы я взял у фрица одного. Тот же самый номер: двадцать восьмой эн-эс-ка-ка! Неужто весь корпус к нам в гости ломится, за Никоновичи хотит сквитаться?.. А у другого фрица документы взяли: спецбатальон по борьбе с партизанами двести двадцать первой охранной дивизии. Из-под Кричева прибыл. Связался черт с младенцем!

— А в одном этом батальоне,—  докладывает Щелкунов,—  больше сорока пулеметов, пятнадцать минометов, десять противотанковых орудий, артдивизион из трех батарей полевых гаубиц, саперный взвод, самокатный взвод. Батальону приданы моторизованные подразделения двадцать восьмого отряда НСКК — национал-социалистского моторизованного корпуса. Но это еще не самое неприятное. Когда Дабужа переходила из рук в руки, мы взяли документы у офицера-эсэсовца. Перцов тут кое-как перевел. Из первого документа видно, что железная дорога Могилев — Жлобин является одной из четырех наиболее угрожаемых в тылу вермахта. Вывод: бросить все силы на расчистку тылов в этих районах. Второй документ — приказ о проведении «Операции № 36»... Расчистить район Старого Быхова по обе стороны Днепра. Начать операцию 4 сентября, силами трех батальонов войск командующего СС и полиции в Белоруссии бригадефюрера

СС фон дем Бах-Зелевского... Командует наш старый знакомый штурмбаннфюрер Рихтер!

Но Самсонова вовсе не интересовали такие тонкости.

— Да перестань ты голову морочить! Что делать будем! Время дорого!..

— Смываться надо, вот что,—  решает Кухарченко. — Самое главное в профессии партизана — это вовремя смыться...

— Самарин прав,—  говорит Барашков. — Уходим на восток. Но что делать с мирными жителями, с беженцами?

— Не до них теперь,—  бормочет Самсонов,—  не до них...

Лес гудит, трещит, стреляет. В лагере лихорадочная подготовка к эвакуации, яростные матюки сквозь стиснутые зубы. «Что делать? Куда бежать? Что, чем, каким местом думает Самсонов?..»

Хладнокровно, деловито командуют Самарин, Щелкунов. Им помогают Богданов и Гущин. Эти минуты — суровое испытание. Не все выдерживают его. Глядя на Самсонова, на его растерявшихся подхалимов, прежде таких храбрых в лагере, заметно теряется наш смельчак Козлов-Морозов, а Гаврюхин и Боков неожиданно пышут энергией и огнем. Не узнать и десантника Терентьева — в минуты смертельной опасности человек обрел веру в себя, и никаким карателям эту веру у него не отнять.

— А мне Юрий Никитич абсолютный покой прописал,—  острит Баженов. И кругом вспыхивают на миг лучистые усмешки.

На том берегу Ухлясти, в лагере Аксеныча, рассыпается исступленная трескотня пулеметов и автоматов. Между нами и карателями — триста метров Хачинского леса. Тянутся секунды, минуты...

— А что за молодец Завалишин, наш пулеметчик! — невероятной скороговоркой рассказывает раненым Лапшин, командир взвода фроловского отряда,—  Держал эсэсовцев у Трилесья, уже когда они заняли и Дабужу и Бовки. А когда патроны кончились, из горящего дома, как из костра, выскочил... Мы думали, погиб он... по болоту до леса ползком добирался. Но Голубев, старший лейтенант, вот герой! И жена его тоже. Голубев — тот, что из-под Бреста к нам пришел, пограничник. В Бовках на кладбище оборону держал. Немцы никак его выбить не могли, стали палить из батальонных минометов. Их у них штук шесть вдоль опушки. А Голубев держится — приказа-то нет отходить. Его с жинкой накрыло целой серией мин. Трах-тара-рах!.. Мы кинулись к ним. Дым рассеялся. Весь в крови, без ног лежит. Рядом — жена. Не разобрать — где лицо, где затылок, и живот весь разворочен. Мы стоим над ними с плащ-палатками — тащить, вынести хотели — и не знаем, за что взяться. А Голубев нам вдруг:

«Не нужно, друзья. Прорывайтесь болотом в лес. Крепитесь, братья! Стойте духом! Прощайте!» И выхватил пистолет. Хотел жену застрелить, чтобы не мучилась. Да рука дрогнула. А жена просит в горячке: «Стреляй скорей, милый! Люблю... Стреляй!..» Первый выстрел — в жену, второй — себе в висок...