Вне закона

В эту минуту к толпе подкатила подвода. На ней возвращался атаман банды со своим адъютантом. Сопровождал их один из наших партизан — казах Нурдим Алихалуб. Он о чем-то весело судачил с двумя бандитами.

Заболотские жители отхлынули от нашей телеги, стали поспешно расходиться.

— Руки вверх! — крикнули мы с Баламутом, бросаясь к бандитам.

Я тут же вспомнил, что мы оба забыли перезарядить наше оружие. Атаман схватился за маузер, но руки у него тряслись, пальцы срывались. Баламут приставил дуло незаряженного автомата к его молодецкой груди. Я держал на мушке перепуганного адъютанта. Алихалуб сначала растерялся, а потом, бросив вожжи, соскочив с подводы, принялся возмущенно кричать:

— Что вы делаете?! Это свои парни, они хотят присоединиться к нам! Из лагеря бежали! Мы с ними в лесу столкнулись, они нашего одного нечаянно ранили, но они свои ребята!..

Мы отобрали у бандитов автомат, винтовку и маузер и повели их к пуне. Я шел с Алихалубом и скороговоркой рассказывал ему об Алене, о ночных погромах, показал ему листовки. Когда бандитский атаман вошел в пуню, глаза его полезли на лоб, он упал на колени и что-то затараторил.

— Знаем, знаем! — сказал, поднимая автомат, Баламут. — Фюрер вас обожает, а мы нет...

Одиннадцать и эти двое. Чертова дюжина!..

Алихалуб сорвал с плеча карабин.

— Не стреляйте! Я все скажу, все,—  завизжал атаман.

Обожди! Нурадим! — крикнул я Алихалубу. — Их надо допросить!

Но было уже поздно. Алихалуб уложил атамана, а Баламут — адъютанта рядом с остальными бандитами. Алихалуб весь дрожал. На перекошенное мукой лицо его страшно смотреть. Обратно к подводам он шел точно пьяный, волоча за собой карабин.

Опять окружили нас жители Заболотья.

— Что, Боровик, напугали тебя бандиты? — спросил я нашего ездового, когда мы выехали из деревни.

Мальчонку бил оздоб. Даже веснушки его побледнели.

— Дык я не боязливец! — с обидой ответил этот паренек и добавил неожиданно: Козлова Ваську тоже треба... А як же? Он Надю згалтовал?.. За Алену вы вон как отомстили, даром что в лицо никогда не видали, а за Надю?..

— Много ты, пшингалет, понимаешь! — обрезал его Баламут, который в это время соскочил с задней подводы, чтобы прикурить у меня. — У дяди Васи с тетей Надей роман был, ясно? Пойди разберись теперь, кто прав, кто виноват! — Он прикурил. — Эх ты, Мальчиш-Кибальчиш! Жизнь, брат, сложная штука...

По всему видно было, что в этой «сложной штуке» лейтенант Виноградов не очень-то разбирается.

Алихалуб вдруг повалился на дно телеги и, застонав, уткнул лицо в солому.

— Не надо, друг! — Я обнял его за плечи.

— Да брось ты этих гадов жалеть! — не своим голосом крикнул Баламут. — Звери, изверги!..

Алихалуб поднял перекошенное, мокрое от слез лицо и, давясь, проговорил:

— Зачем жалеть, я ненавижу их... И в лагере ненавидел хуже фашистов!.. Витя недавно говорил мне о панфиловцах — то настоящие герои, а вот эти... И один был совсем земляк — Южноказахстанская область, Аринский район, Ожалг-Джагаш!

Он снова уткнулся в солому, сжал голову руками. «Надя, Алена, эти бандиты... — тоскливо думал я. — Не о таком писали Джек Лондон и Майн Рид... Надо понять эту жизнь, а не отмахиваться от нее пустыми словами: жизнь, мол, сложная штука!»

Опять становилось душно. В небе линяла радуга...

Шумную и радостную встречу устроил нам в Александрове Иванов, успевший уже в ожидании бани побриться и приложиться к бутылке. Он лихо вскочил на телегу и, стреляя нахально-оловянными глазами, стал энергично рыться в трофеях, подыскивая что-нибудь подходящее для своего очередного наряда.

— Вот диагональ фартовый,—  бормотал Иванов, распуская в улыбке толстые мокрые губы. — Ах, как вы неаккуратно! Отстирается?

— Что ж ты, черт губастый, сбежал в самый критический момент! — накинулся на него Баламут. Втайне, конечно, он был доволен, что нам двоим удалось уничтожить всю банду.

Но Иванова трудно было смутить.

— Мое начальство,—  ответил он доверительно,—  дорожит моей жизнью. Я разведчик, и мне не разрешено лезть на рожон. Ясно вам, Балатт?

— Сам ты боламут,—  заявил я Иванову, перебирая трофейные винтовки. — И трепач порядочный!

— Можно мне взять винтовку? — спросил Боровик.

— Ну вот еще! Это тебе не игрушка! — забубнил Иванов.

— Бери, Мальчиш-Кибальчиш! — сказал Боровику Баламут. — Что винтовка не игрушка, ты узнал сегодня.

«Как близко за одно утро узнал я этих людей!» — думал я, глядя на Баламута, Боровика, Иванова. Когда я выезжал часа четыре назад из лагеря, совсем другими людьми казались они мне. И я сам казался себе другим, был другим.

— Трогай! — сказал Боровику Васька Виноградов, которому, оказывается, вовсе не шла кличка Баламут.

— Куда вы? Стойте! Я вам уже и баньку организовал, и веники, и, этого самого, перваку сообразил!

Мы мчались в лагерь. Через полчаса Щелкунов, Терентьев и Шорин получили назад свое оружие из рук самого Самсонова.

Длинный женится

1